|
1 Т, стр. 12. Подобным же соображением объясняется то, что в «Исследовании...» Юм объявил проблему врожденности или же неврожденности идей просто «надуманной», хотя в «Трактате...» претендовал на то, что принцип врожденности опровергнут именно им, Юмом (стр. 150). 2 Т, стр. 148. 3 LT, II, pp. 307—309. 4 WM, р. 212. 192 В этих науках, особенно в последней, причинность неизбежно наполняется «объективностью»: цепь каузальных отношений переходит из собственно психической сферы в сферу предметных поступков, вещественных действий людей. Спрашивается, однако, существуют ли все же причинно-следственные отношения в сфере предметных поступков так же несомненно, как и в области чисто душевных движений? Вопрос этот специфически возникает именно на почве юмовской философии. Сам Юм отвечает на него положительно и, таким образом, не допускает ближайшего противоречия в своих выкладках, но зато вступает в противоречие со своими изначальными тезисами. Присмотримся к его рассуждениям. «...Соединение мотивов и волевых актов, — пишет Юм, — столь же правильно и единообразно, как и соединение причин и действий в любой области природы...» [1]. Во второй книге «Трактата...» Юм расширяет рамки проводимой им унификации причин также и при сопоставлении человеческого поведения с процессами в природе: «Рассматриваем ли мы человеческий род в отношении различий полов, возрастов, форм правления, условий или методов воспитания, можно обнаружить одно и то же единообразие и регулярное действие естественных принципов. Подобные причины и здесь производят подобные следствия тем же самым образом, что и при взаимодействии элементов и сил природы» [2]. Как же это может быть обосновано? Юм просто ссылается на это как на якобы эмпирический факт: согласно этому факту, принципиальной разницы между психической и физической причинностью не ощущается. «...Если мы учтем, как легко (artly) естественная и моральная очевидность взаимосвязываются (cement together) и образуют между собой единую цепь аргументов, мы без колебаний признаем, что они суть той же самой природы и проистекают из тех же самых принципов» [3]. Так, например, осужденный на смерть предвидит ее скорое наступление, причинами чего явятся как верность своему долгу тех стражей, которые охраняют преступника, так и опытность и исполнительность палача, равно как и крепость стен тюремной камеры и острота лезвия топора и т.д., — различные звенья в этой каузальной цепи в равной мере «жестки» и обусловливают друг друга. — 139 —
|