Падение

Встретимся в одиннадцать часов утра в "Мехико-Сити". Что? Та женщина? Не

знаю, честное слово, не знаю. На другой день и еще несколько дней я не читал

газет.

Кукольная деревня, не правда ли? И довольно живописная! Но я привез вас

на этот остров не ради его живописности, дорогой друг. Каждый мог бы

показать вам эти прелестные чепцы, деревянные башмаки и расписные дома, где

сидят рыбаки и курят хороший табак, а в комнате пахнет воском. Нет, я один

из тех редких людей, кто может показать вам то, что здесь действительно

стоит посмотреть.

Мы с вами подходим к плотине. Надо идти по ней, идти как можно дальше

от этих хорошеньких домиков. Давайте теперь присядем. Ну, что скажете? Самый

унылый из всех унылых пейзажей. Посмотрите: налево -- что-то вроде груды

золы, именуемой здесь дюной; направо -- серая плотина, у наших ног белесый

песчаный берег, перед нами -- море, такого же цвета, как вода в корыте,

чуть-чуть подкрашенная синькой, а над этими бледными водами раскинулось

широкое небо. Какой-то вялый ад, право! Линии только горизонтальные, ни

одного яркого пятна, бесцветное пространство, мертвая жизнь. Все стерто,

затушевано, перед глазами образ небытия. Нет людей, главное -- нет людей!

Только вы и я, и перед нами опустевшая наконец планета. А небо живет еще?

Да-да, вы правы, дорогой друг. Оно становится плотным от туч, потом в нем

образуются провалы, отворяются врата облаков, видны ступени воздушных

лестниц. Там голуби. Вы не заметили, что небо в Голландии заполонили

миллионы голубей, невидимых голубей -- так высоко они летают; они машут

крыльями, поднимаются и спускаются все вместе, наполняют небесное

пространство волнами сероватых перьев, и ветер то уносит их, то мчит

обратно. Голуби ждут там, наверху, ждут весь год. Они кружат над землей,

смотрят, хотят спуститься. Но ведь внизу нет ничего -- только море и каналы,

крыши, и на них вывески, и ни одной головы, на которой птица могла бы