|
Итак, если, как мы старались показать, деятельность музыки состоит в облегчении развития этого языка эмоций, то мы можем смотреть на музыку как на пособие к достижению того высшего счастья, которое она смутно рисует. Эти смутные чувства неизведанного блаженства, пробуждаемые музыкой, эти неопределенные впечатления неведомой, идеальной жизни, вызываемые ею, могут быть приняты за пророчества, орудием выполнения которых музыка сама отчасти служит. Странную способность нашу так сильно поддаваться впечатлениям мелодии и гармонии можно считать указанием как на то, что возможность достижения тех глубоких наслаждений, которые они смутно внушают, лежит в пределах нашей природы, так и на то, что мелодия и гармония сами некоторым образом содействуют достижению этих наслаждений. При этом предположении становятся понятны могущество и значение музыки; вне его - они тайна. Нам остается только прибавить, что если вероятие этих заключений будет допущено, то музыка должна занять высшее место в ряду изящных искусств, как наиболее содействующее человеческому благоденствию. Поэтому, опуская даже из виду непосредственные наслаждения, доставляемые музыкой ежечасно, мы не можем достаточно приветствовать тот прогресс музыкального образования, который становится одной из характеристических черт нашего времени. Дополнение Здесь необходимо ответить одному из наших оппонентов, лицу с чрезвычайно высоким авторитетом, взгляды которого были опубликованы 14 лет позже моего опыта. Я подразумеваю Дарвина. Мнение этого весьма усердного и внимательного наблюдателя среди натуралистов и тем более среди лиц, не привыкших к наблюдениям, - мнение его по вопросу, решаемому при посредстве индукции, должно быть принято с особым уважением. Я думаю, однако, что анализ покажет в данном случае недостаточность наблюдений Дарвина и недоказательность его рассуждений. Под влиянием своего учения о половом подборе он свел свои взгляды к тому, что музыка имеет свое происхождение в выражении чувств любви. Доказательствам, которые, по его мнению, подтверждают его гипотезу, он придает слишком большое значение и в то же время упускает из виду многие другие свидетельства, подтверждающие противоположное мнение. Прежде чем рассматривать причины нашего разногласия с его гипотезой в частностях, обратимся к более общим причинам разногласия. Объяснение, которое дает Дарвин музыке, сходится с моим объяснением в том, что мы оба считаем музыку происшедшею от голосовых звуков, отличие же его взгляда от моего заключается в предположении, что музыка происходит от особого рода звуков - именно звуков любви. Я стремился показать, что музыка имеет свою основу в звуках, которые производит голос при возбуждении; звуки эти приобретают тот или другой характер в зависимости от рода возбуждения. Напротив, мнение Дарвина состоит в том, что музыка происходит от звуков, издаваемых от возбуждения самцом специально для приманивания самки во время ухаживания, и что от комбинации этих звуков произошла не только музыка любви, но и вообще музыка. Несомненно, что известные звуки голоса и различные размеры, сходные между собой, служат самопроизвольно - одни для выражения горя, другие для выражения радости, триумфа или военного увлечения. Соглашаясь с этим, я говорил, что все эти звуковые выражения ощущения являются первоисточником музыки. По Дарвину же, все музыкальные оттенки, выражающие всякого рода чувства, произошли исключительно от выражения чувства любви. Я думаю, однако, что это посредственное происхождение музыки менее вероятно, нежели непосредственное. — 180 —
|