|
Постоянное употребление таких способов выражения, которые равно сильны как сами собой, так и путем соотношений, производит тот особенно импрессивный род сочинения, который мы называем поэзией. Поэзия, как мы увидим, усваивает себе обыкновенно те символы мысли, те методы употребления их, которые и инстинктом, и анализом определяются как самые эффектные. Обращаясь еще раз к некоторым образцам ее, приведенным выше, мы увидим, что в них преобладает прямая (или обратная) форма, и притом в такой степени, какая в прозе не допускается. Это различие можно заметить не только в частых повторениях процессов обращения речи, но и в том, что называется силой обращения. В изобильном употреблении фигур мы опять увидим ту же истину. Метафоры, подобия, гиперболы, олицетворения - это краски поэта, которые он волен употреблять почти без ограничений. Мы характеризуем словом "поэтическая" прозу, в которой эти средства языка употребляются сколько-нибудь часто; и осуждаем ее как "слишком цветистую" и "напыщенную" даже тогда, когда фигуры эти употреблены в ней в гораздо меньшем количестве, нежели допускается в стихах. Далее заметим, что относительно краткости - другого из условий силы выражения, требуемых теорией и естественно выполняемых при душевном волнении, - поэтическая фразеология также разнится от обыкновенной. Неправильные периоды встречаются часто, сокращения почти беспрерывны, и многие второстепенные слова, которые считались бы существенными в прозе, в поэзии совсем выпускаются. Таким образом, поэзия производит более сильное впечатление отчасти потому, что следует всем законам эффектной речи, а отчасти потому, что, поступая таким образом, она подражает естественным выражениям возбужденного состояния. Когда предмет воплощения есть идеализированное душевное волнение, орудием процесса становится идеализированное слово волнения души. Подобно тому как музыкальный композитор улавливает звуки, которыми выражаются наши чувства радости и симпатии, горя и отчаяния, и из этих зародышей развивает мелодии, порождающие высшие фазисы этих чувств, так и поэт развивает из типических выражений, которыми люди высказывают страсть и чувство, те избранные формы сочетания слов, в которых лучше всего можно представить сосредоточенную страсть и чувство. Есть одна особенность в поэзии, много способствующая ее эффекту, - особенность, считаемая обыкновенно главной характеристической чертой поэзии; эту черту нам еще остается рассмотреть: мы говорим о рифмическом строении. Как ни невероятно может показаться, но и оно подходит под одно обобщение с остальными. Подобно каждому из них, оно есть идеализация естественного языка волнений, которые, как известно, более или менее размерны, если только волнение не слишком сильно; рифмическое строение точно так же заключает в себе сбережение внимания читателя или слушателя. В особенном тоне и способе, усваиваемом нами при произношении стихотворного языка, можно заметить сродство его с чувством; удовольствие же, доставляемое нам размеренным его движением, должно приписать сравнительной легкости, с какой воспринимаются слова мерно распределенные. Последнее положение едва ли будет принято сразу, но небольшое объяснение докажет его основательность: ибо если, как мы видели, есть затрата умственной энергии в самом слушании произношения слов или в повторении их про себя, как бывает при чтении; - то всякий способ сочетания слов таким образом, чтобы представлялось правильное повторение известных черт, которые ум может предугадать, уменьшит напряжение внимания, требуемое совершенной неправильностью прозы. Подобно тому как тело, получающее ряд различных толчков, должно держать мускулы наготове для того, чтобы встретить самый сильный из них, не зная, когда именно он получится; точно так и ум, воспринимая нераспределенные слоги, должен держать свои способности восприятия в надлежащей бодрости, для того чтобы распознать звуки, наименее легко улавливаемые. И подобно тому, как при повторении толчков в определенном порядке тело может сберечь силы свои, сообразуя сопротивление с толчком; точно так, при рифмическом распределении слогов, ум может сберечь свою энергию, заранее приготовив внимание, потребное для каждого слога. Мысль эта может показаться натянутой, но несколько ближайшее рассмотрение поддержит ее. Что мы действительно пользуемся метрическим языком для того, чтобы сообразовать затрату наших познавательных способностей с силой ожидаемых слогов, - это ясно из того, что плохая версификация неприятно поражает нас. Как, сходя с лестницы и обсчитавшись ступенью, мы чувствуем толчок; так бывает и при неверно поставленном ударении или лишнем слоге. В первом случае мы знаем, что существует ошибка в предварительной приноровке; едва ли можно сомневаться, что то же существует и во втором. Но если мы обыкновенно заранее приноравливаем наши способности восприятия к размеренному движению стиха, то приведенная физическая аналогия доказывает вероятие того, что тут достигается сбережение внимания и что именно поэтому размерный язык, содействующий этому сбережению, становится более эффектным, нежели проза. — 141 —
|