Смысл протекших веков может быть разгадан только при созерцании современной мудрости; и лишь повинуясь наилучшим нашим мыслям, лишь доверяясь духу прорицания, который врожден каждому человеку, можем мы расслышать то, что говорит нам душа. Слова того, кто говорит по одной опытности и по одним побуждениям земной жизни, кажутся суетны тем, кто живет в другой сфере понятий. Оттого мне иногда страшно говорить: мои слова не имеют надлежащей значительности, они холодны, безжизненны. Когда же вдохновляет нас душа, речь наша льется лирическим потоком, вольным и пленительным, как звуки воздымающегося ветра. Но несмотря на недостаток священных слов, мне бы хотелось простою речью указать на небо, откуда сходит на нас эта божественная сила, и облечь выражениями мои наблюдения о недостижимой простоте и силе высочайшего из всех законов. Подмечая то, что совершается с нами, когда мы замечтаемся или разговоримся, — во время сильных угрызений и в фантастических представлениях сновидений; в минуты, наконец, страсти и изумления, — мы уловим многие проблески, которые расширят и осветят разумение тайн нашего естества. Все единогласно доказывает, что душа человеческая не есть орган, но сила, движущая органами; что она не функция, как память или алгебраическая сметливость, но что она употребляет эти функщи, как подвластные ей члены; она не способность, но свет; не разум и не воля, но владычица разума и воли, краеугольный камень нашего существа, на котором зиждется и разум, и воля, — одним словом, что она неизмерима и неподвластна здесь ничему. Исшедши из глубины или проникнув извне в пределы нашего бытия, нас пронзает луч света; он озаряет все существующее и мгновенно научает нас, что мы ничто, а светоносный луч — все. Человек — это наружная сторона храма, в котором может водвориться все, что добро, все, что истинно. То, что мы обыкновенно подразумеваем под словом человек, — это существо пьющее, едящее, строящее, рассчитывающее, — выражает себя не по нашим понятиям и выражает себя дурно. Мы чествуем не его, но душу, которой он орган; душу, которая заставила бы нас преклонить колена, если бы она проявлялась в его действиях. Когда ее дуновение касается разума человека, она называется гением; когда воли — добродетелью; а когда чувства — ей имя любовь. Ослепление разума начинается с той минуты, когда он захочет быть самостоятелен. Ослабление воли — когда она вздумает опираться на самое себя. Возрождение, при каком бы то ни было обстоятельстве, состоит в том, чтобы предоставить Всевышнему пролагать в нас свои пути или, говоря иначе, возрождение состоит в полном Ему повиновении. . Каждый человек ощущает по временам веяния небесной благодати. Неисчислимые, необъятные, они слишком духовны для описания нашим языком; но мы не лишены сознания, как овладевает нами благодать, как преисполняет нас собою. Мудрая старинная пословица говорит «Господь к нам приходит без колокольного звона». То есть нет, нет преград между нашими головами и неизмеримыми небесами, как нет в душе нашей запоров, отделяющих Бога, творца сущего, от человека — Его произведения. Преграды рушатся; со всех сторон открыты перед нами глубины духовной природы и свойства Божества. Мы видим, мы постигаем правосудие, любовь, свободу, могущество. Возобладать ими здесь мы не можем, но они витают над надо, особенно в те минуты, когда по своей строптивости мы готовы им сопротивляться. — 118 —
|