|
Смотря на те же предметы, с высшей или с низшей точки зрения, обозначается, что честность одного будет нечестностью в другом; что хорошо на этом месте, дурно на том; что мудрость здесь, безумно там. Один человек думает, что вся честность состоит в уплате долгов, и не знает, чем клеймить другого, небрежного к этой обязанности. Но, может быть, этот другой смотрит на нее иначе и спрашивает себя: «Какие долги следует мне заплатить сперва? То ли, что я задолжал богатым, или то, что должен нуждающимся? Денежный ли мой заем или долг мысли, позвавшей гений природы и обязанной отдать его человечеству? У вас, торгаши, один закон: арифметический; я предоставляю вам торговлю, мне же святы любовь, вера, прямодушие; все духовные стремления человечества. Я не могу, как вы, отделить одну обязанность от всех прочих и сосредоточить все мои помышления, все изыскания на средства заплатить деньги. Дайте мне срок пожить и увидите, что, возвратив долги, я не упустил исполнить и высших моих обязанностей». Итак, окончательной добродетели нет: все они начинательные. Добродетели светские — пороки в святом. Нас очень пугает всякое преобразование от затаенного сознания, что придется тогда бросить множество так называемых добродетелей в бездну, уже поглотившую самые грубые наши пороки. В природе — обновление ежеминутно; прошедшее в ней сглаживается и забывается; ей дорого одно будущее. Природа не любит отжившего, и, действительно, одряхление кажется мне одною положительною болезнью: в нем скапливаются они все. Мы называем их разными именами: горячкою, невоздержанием, сумасшествием, идиотизмом, преступлением; но заметьте, что все болезни сходны в своем характере с дряхлостью. Они, как и она, любят неподвижность, негу, присвоение всего себе, леность, а не освежающую новизну, не самопожертвование, не порыв, увлекающий вперед. Волосы наши седеют, но я не нахожу никакой надобности одряхлеть нам самим. Всякий раз, когда мы беседуем с теми, кто выше и лучше нас, мы молодеем, а не стареем. Детство, юность — стремительные, готовые на все впечатления, со свбим взором, обращенным к небу, — считают себя за ничто и доверчиво отдаются просвещению, стекающемуся к ним со всех сторон. Но мужчины, но женщины, переступившие шестьдесят лет, претендуют на право всезнания; они попирают ногами надежду, отказываются от упований, подчиняются обстоятельствам, как неизбежной необходимости, и обращаются с молодежью брюзгливо й повелительно. Нет! Сделайте из себя орудие Святого Духа, храните любовь, возделывайте истину, и взор ваш поднимется, морщины сгладятся; вас окрылит еще надежда; вы станете бодры и крепки. Старость отнюдь не должна быть временем оцепенения для духа человека. — 109 —
|