|
В. Буров (он, к сожалению, не назвал собственного имени — может быть, для большей сухости) работает и учится, а Тамара Платова уже окончила институт иностранных языков, работает в деревне Бенюны (Ошмянекий район Гродненской области, БССР), учит детей английскому и французскому. Это она обратилась ко мне с тем, чтобы я научил ее человечности. Умом она понимает, что надо быть доброй, сострадательной, милосердной, а вот сердце молчит. Ее печалит, что это понимание — голос разума, а не чувств. Ей кажется, что ее отношению к людям недостает искренности и цельности. Порой от этого она даже страдает. «Когда мой разум расходится с чувствами, — пишет она, — мне кажется я начинаю играть роль». И хотя Тамара Платова пишет обо всем этом в настоящем времени, из дальнейших строк письма становится ясным, что сейчас ей уже удалось понять что-то важное в жизни, в людях и достигнуть известного равновесия между умом и сердцем. Она «играла роль», пока не совершила одного открытия, после чего ей стало легко быть человечной и умом, и сердцем. А открыла она то, о чем и писать-то неловко, настолько это обыкновенно, даже элементарно. «Если раньше я не могла любить людей за их недостатки, то почему же я не могу любить их за их достоинства». Особенность нравственных открытий заключается в том, что они редко поражают новизной (может быть, раз в несколько тысячелетий), большей частью кажутся они нам старыми и само собой разумеющимися, если не банальными. И при всем при этом человек бывает поражен новизной, если он не вычитал и не услышал, а именно открыл. САМ. Если это выросло из души, а не вошло в память. Если это опыт собственной, а не чужой души. Когда молодой человек, искренне и радостно желающий быть архисовременным, открывает, что не может жить без сурового флорентийца Данте или что хорошему в людях надо радоваться более интенсивно, чем огорчаться нехорошему, он возвышается этически и мировоззренчески и созревает для новых потрясающе обыденных и потрясающе насущных открытий. Он хочет высшей цельности и высшей человечности. «…Меня сейчас больше всего в мире интересует человечность, — пишет Тамара Платова, — врожденное это качество или его можно развить? Мне уже двадцать два года, и мне кажется, я медленно расту…» Я рассказал об этих двух письмах не потому, что они самые интересные, а потому, что они самые сегодняшние. В них пульсирует желание понять себя как можно лучше, которым были одержимы думающие люди во все времена, и желание вобрать в себя как можно больше, которое тоже, конечно, неново, и пульсирует в них какая-то новая боль — за себя, за век… — 43 —
|