|
Мы прекрасно знаем, что эта разлившаяся в России большевицкая порочность – вынужденная; что почти каждый, поддающийся ей, проходит через более или менее продолжительный период уговоров, угроз, лишений, увольнений, полуссылок, ссылок, арестов, тюрем и, конечно, нарочито придуманных унижений. Для того, чтобы сломать хребет у сильного, надо, конечно, больше усилий и времени, нежели у слабого; но сильного можно и расстрелять. Мы знаем еще, что в России есть люди настолько сильные, что они вырабатывают себе как бы маску, обличье мнимой лояльности в лице и в словах; они бывали и за границей, их можно увидеть и внутри России. Но что именно они думают и чувствуют, об этом не знает никто, даже гепеук про гепеука. Мы знаем, наконец, что в России есть и определенные герои духа, связанные так или иначе с тайною Церковью, не приемлющей «патриарха» Алексея с его молитвами о «вожде» Иосифе Виссарионовиче и об успехах его всемирного злодейства. Этих героев мы умеем и чтить, и ценить, и не сомневаемся в их религиозном и историческом значении; на них и из них возродится истинная Православная церковь, которая сумеет дать отпор и католикам, и безбожникам, и протестантам, и их бесчисленным сектам. Итак, деморализация, водворившаяся ныне в России, – есть не свободная, а навязанная; этого мы не должны забывать. Русский народ не сам оскудел качествами души, но был ограблен посредством страха, голода и унижений. Ростки добра и чутье ко злу живы в нем по-прежнему; мы имеем множество живых доказательств для этого. И когда мы читаем в сообщениях возвратившегося оттуда польского еврея, как он, будучи библиотекарем, сначала чтобы прокормиться, а потом, чтобы оградить себя от доносов, вырывал из книг страницы и продавал их на курево, то мы не сомневаемся, что добровольно он никогда не обошелся бы так ни с Торой, ни с Талмудом, да и вообще ни с одной книгой, заслуживающей этого имени. Люди в Советии вынуждены воровать, чтобы не умереть; женщины – предаваться гнусным ласкам коммуниста, чтобы прокормить свою мать и детей; все должны публично проявлять чувства, которых они никогда не имели… И все это иностранцы приписывают «русским», так, как если бы самое качество русскости оставалось свободным и как если бы Россия оставалась свободным национальным пространством на земле… Однако нам важны сейчас не заблуждения и не хищные намерения иностранцев (все равно каких!), а состояние русской души и русского духа. Это состояние должно быть обозначено как униженное и развращенное. Отрицать это возможно только, утратив живое чувство добра и зла. Застращенность всегда унижает человека и развращает его. Но именно поэтому она ставит ему первую и основную задачу: осознать эту униженность и признать эту развращенность. Это должно осуществиться в великом и всенародном акте покаяния. — 50 —
|