|
Вывод ясен. Во всех кабинетных шептаниях не иностранцы приемлют русские интересы, а договаривающиеся русские эмигранты приспособляются к иностранным деньгодателям, к их воззрениям, одним словом – к их интересам. Да, скажут нам, но интересы иностранцев в настоящее время сводятся прежде всего к борьбе с коммунизмом и с коммунистами; и в этих пределах было бы ошибочно уклоняться от сотрудничества с ними. Отвечаем. Во-первых, самый антикоммунизм иностранцев отнюдь не бесспорен; он двусмыслен и неустойчив. В чем проявился антикоммунизм англичан, начиная с 1917 года и кончая 1953 годом? В том, что они пока еще не пошли за Беваном, но сдают советским коммунистам одну мировую позицию за другою? Да, у себя они не хотят коммунизма, но коммунизм в других странах им кажется не только не опасным, но как-то даже «полезным: в одних странах он истребит национальную аристократию и тем обеспечит «демократический режим»; в других странах он подготовит расчленение государства и ликвидирует великодержавность; а впоследствии он всюду откроет пустые и голодные рынки, что так важно для английской вывозной торговли. Замечательно, что даже в Соединенных Штатах мудро-осторожный Эйзенхауер, высокоосведомленный Хувер и последовательный Мэк-Карти. – совсем не считают только что ушедшего Трумана сколько-нибудь надежным антикоммунистом; этим и объясняется строгая «переборка» всего государственного чиновничества и непрекращающаяся тревога в широких здоровых кругах народа. Ведь были же советники у Рузвельта, внушившие ему симпатию и доверие к величайшему злодею истории, – к так называвшемуся «дяде Джо»… Ведь уцелели же эти сотрудники и при Трумане… Ведь доходило все дело до того, что чуть не за каждым «кустом» сидел коммунист – от фильма до кафедры и от рабочего союза до атомного дела…. А что принесут следующие выборы – это еще вопрос… Во-вторых, только совсем неопытные журналисты могут воображать и рассказывать, что в государственных и особенно международных делах «единомыслие» может быть построено на отрицании: «Ты против коммунизма и я против коммунизма; вот и отлично: давай дошептываться до единомыслия и братски сотрудничать». Так бывает только в ребяческом воображении у обывателей. На самом же деле имеется в виду совсем иное, а именно: «Что мне твой антикоммунизм, если ты не приемлешь целиком мою положительную программу? Обязуешься ли ты повиновением во всем, что мы укажем? Потребуем демократию – будешь демократом; потребуем расчленения – будешь расчленять; потребуем хозяйственного, финансового, военного, дипломатического порабощения – будешь порабощать свой народ по нашей указке… Нет? Не согласен? Иди, – мы найдем более послушных антикоммунистов»… Вспомним английские условия, поставленные в Ревеле Юденичу. Вспомним нацистские требования от коллаборантов: там надо было все проглотить, – начиная от антисемитизма и кончая доносами в гестапо, начиная от тоталитарного пафоса и кончая расстрелом русских заложников, начиная от смертных лагерей для русских военнопленных и кончая Аушвицем… Мы знаем, что это привело к бензинной смерти Гитлера и к виселице для Розенберга. Но эта судьба постигла их не потому, что они навязывали своим коллаборантам всю стою программу целиком, а потому, что и программа их и тактика их – были свирепы, нелепы и вызывающи для всей вселенной. Навязывание же своей программы свойственно всем партиям во всех странах. Мыслимо ли, чтобы социалистическое правительство поддержало в другой стране буржуазно-аристократическую контрреволюцию? Можно ли серьезно допустить, что иноземное правительство, желающее расчленить Россию, будет содействовать пропаганде унитаристов, отстаивающих Единую Неделимую? Республиканское правительство всегда сумеет использовать чужую монархию и будет требовать от нее всех жертв и всей крови; но восстанавливать сокрушившуюся монархию ни один республиканский министр и не подумает, – немыслимо, неосуществимо; да и опасно: на следующих же выборах забаллотируют… — 252 —
|