|
Как один из первых опытов христианской поэзии в русской поэтической традиции, сборник"Руфь", несомненно, представляет собой выдающееся явление. Даже его неудачи знаменательны. Что же касается его достоинств, то, как заметил Д. Е. Максимов:"Руфь" – книга аскетическая, однотонная, но в своей… самоограниченности не лишенная своеобразной выразительности и душевной энергии"[34]. Первый раз в русской светской поэзии творческая энергия добывается из аскетизма, который, впрочем, пока не всегда распространяется на умственную сферу (трезвение ума), но там, где поэзия не омрачается лже–мессианством, она становится христианской: Покорно Божий путь приму, Забыв о том, что завтра будет; И по неспетому псалму Господь нас милует и судит. Пусть накануне мы конца, И путь мой, – будний путь всегдашний, И к небу мне поднять лица Нельзя от этой черной пашни. Не все ль равно, коль Божий зов Меня застанет на работе? И в будних днях мой дух готов К преображенью темной плоти. (72) Скажем теперь коротко о"блоковской "теме в"Руфи". На наш взгляд, с А. Блоком в сборнике связано намного больше, чем это принято считать (Д. Е. Максимов, например, узнал лишь одно стихотворение, посвященное ему – "Смотрю на высокие стекла"[35]). В действительности таких стихов множество. Не случайно, наряду с эпиграфами из книг пророков, мы находим в"Руфи"эпиграф из"Нечаянной радости"Блока. Судя по письмам, любовь к А. Блоку была одним из сильнейших чувств, охвативших Кузьмину–Караваеву в этот период, из тех же писем видно, что ее отношение к А. Блоку в это время нельзя исчерпать"материнским"чувством, о котором она говорит в воспоминаниях 1936 г., написанных монахиней, по понятным причинам умалчивающей об этой любви. В последнем письме к Блоку Кузьмина–Караваева говорит о том, что готова отказаться от своего пути, ради того, чтобы быть с ним:"Если бы Вам даже казалось, что это гибель, а передо мной был бы открыт любой другой самый широкий путь, – всякий, всякий, – я бы все же с радостью свернула с него, если бы Вы этого захотели"(649). В критический момент их отношений она предпочла бы погибнуть вместе с Блоком, чем спастись без него. Но поэт такой жертвы с ее стороны, к счастью, не принял. Не зря в своих воспоминаниях о Блоке мать Мария приводит одно из его размышлений:"Однажды (он) говорил о трагичности всяких людских отношений… человек знает, что, добиваясь их развития, добивается их смерти. И все же ускоряет и ускоряет их ход. И легко заменить должный строй души, подменить его, легко дать дорогу страстям. Страсть – это казнь, в ней погибает все подлинное"(631–632). — 27 —
|