|
В момент Рождества происходит нечто немыслимое и невозможное, опрокидывающее не только здравый смысл, но и всю метафизику. Сам трансцендентный Бог, второе лицо Троицы, Слово, вторгается в отчужденную, “ничтожную” вселенную, на самое ее материальное дно, к “падшим”, в сектор последнего вырождения падшего Адама. На сей раз это не ангел, не посланник, не вдохновленный косвенно пророк, но сам Бог-Творец, в своей сыновьей ипостаси. Не иудейский машиах, а грозный и запредельный Deus Absconditus, далекий и непостижимый “неизвестный Бог”. Он не только приходит, является, он сраcтворяется с “павшей” человеческой телесной природой, берет на себя “грехи мира”, кенотически погружается в самый низ и так уже “униженной” и “ничтожной” вселенной. Это уже даже не манифестационизм, но “сверхманифестационизм”, так как наделение Слова человеческой плотью делает его явным для всех, в одно мгновение палит все покрывала иллюзий, “авидьи”, невежества, отменяет проявленное как раздельное с принципом (Богом), поскольку принцип (Бог) в самой своей сущности и природе обнаруживает себя. Это — поворотный пункт христианской метафизики, утверждавшей предельную отчужденность, свойственную строгому креационизму, до Воплощения, ибо после Воплощения все онтологические пропорции резко меняются. На дне сотворенного мира возникает уникальная и сверхразумная область, которая отныне напрямую связана не только с высшими регионами творения, но с самим трансцендентным Богом, две ипостаси которого постоянно присутствуют в этой области. Речь идет о Новозаветной Церкви, становящейся вместилищем метафизики Воплощения и существующей после Пятидесятницы по нормам, не имеющим ничего общего с логикой функционирования вселенной в эру закона. Начинается особая эпоха метафизической благодати, когда христиане получают возможность интимнейшим образом соединиться с Богом вопреки сохранению вне Церкви, вне христианского мира, тех же креационистских пропорций, что и до Воплощения. Итак, “сверхманифестационизм” Воплощения концентрируется исключительно в Единой Соборной Апостольской Церкви, которая действительно живет в эре благодати, благовествует и пребывает в луче прямого и постоянного контакта с Божеством. В этом отношении можно сказать, что в пределах Церкви отныне царят особые онтологические пропорции, не признающие креационистской логики. Но вокруг Церкви, за ее пределами, за границей уникального христианского преображающего ритуального опыта сохраняются те же отчужденные законы, что и раньше. Естественный мир не преображен и не изменен актуально. В нем остаются действительными ветхие принципы, которые отменяются только при добровольном вхождении человека, народа, империи в лоно Церкви. Таким образом, после Воплощения возникает парадоксальный дуализм между двумя накладывающимися друг на друга и не пересекающимися реальностями — экклесиастической, спасенной, благодатной реальностью христианства как острова Нетварного Света и ветхой, безблагодатной, тварной актуальной реальностью последних мгновений исторического существования падшего Адама. — 34 —
|