|
Православная Империя имела в сугубо христианской перспективе подчеркнуто эсхатологический смысл. Восстановленная в ней совершенная иерархия между “духовным владычеством” и “временной властью” как бы воспроизводила пропорции золотого века, райского состояния человечества. Более того, Византия была земным прообразом Небесного Иерусалима, схождением которого на землю закончится человеческая история. На этом основана православная “теология Империи”. Эта эсхатологическая “теология православного Царства” догматически основывается на следующих словах из Второго Послания апостола Павла к Фессолоникийцам: “Ибо тайна беззакония уже в действии, только не свершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий (разрядка наша — А.Д.) теперь”. А несколько выше: “И ныне вы знаете, что не допускает открыться ему (антихристу — А.Д.) в свое время”.[228] В этих скупых словах описывается краткий эсхатологический сценарий и роль в нем Православного Царства, тысячелетнего царства, Империи. “Человек беззакония” и “тайна беззакония” — это антихрист как персонаж и “его царство” как состояние, появление которых будет предшествовать непосредственно моменту Второго Пришествия. Антихрист и его царство установятся в самый последний период истории, и конец их произойдет не опосредованно, но непосредственно в самом Страшном Пришествии Спаса-в-силах. Но перед свершением “тайны беззакония” на пути прихода антихриста стоит некоторая преграда, которая “не допускает ему открыться”. Это “удерживающий”, по-гречески, “катехон”. Православная традиция однозначно понимает под “удерживающим” Православного Царя,[229] а под тем, что “не допускает ему открыться” — Православное Царство, христианскую Империю. Таким образом, восстановление нормального соответствия между Царствием и Царством, между жреческим и воинским элементами на основании новозаветной истины осознавалось христианами как реально ощутимое, наглядное, конкретное препятствие явлению антихриста и “отступлению”, “апостасии”. По этой причине тематика сохранения или отсутствия полноценной православной державы имела важнейшее значение при определении знаков непосредственной близости конца времен. Важно заметить, что в такой перспективе всякое нарушение симфонической гармонии между священством и царством в рамках христианской традиции мгновенно вызывало мотивы “тайны беззакония”, “прихода человека погибели”, “антихриста”. Сохранность Православной Империи и ее “кастового” строя служила наглядным выражением того, что “удерживающий теперь еще не взят от среды”, и следовательно, что до прихода антихриста еще должно пройти некоторое время. Следовательно, социальный аспект в христианстве имеет глубоко сакральное, эсхатологическое значение, и там, где налицо отход от теории симфонии, как от хилиастической реальности, связанной с “катехоном”, “удерживающим”, там православное сознание немедленно угадывает апокалиптические ноты и провидит начало процесса всеобщей апостасии. — 131 —
|