|
понимать человеческую речь. (Компьютеры уже это могут, но решения очень ограничены и дороги.) Каждый знал, что тот, кто сделает это, получит невероятные прибыли. Именно в то время Майкл Дертузос, глава компьютерного отдела в Массачусетском технологическом институте, говорил: "Тот, кто прорвется сквозь логические помехи, мешающие сделать машины, пронимающие слова человеческого языка, захватит управление компьютерной революцией".
Были ли инженеры, покинувшие корабль ТI и влившиеся в VCS, реально виновны в краже исследований, стоящих 20 млн. долл., как обвинял их TI?
Последовало судебное разбирательство в Далласе, на котором далласские прокуроры Тэд Стейнке и Джейн Джексон настаивали на том, что совершено преступление. Ответчики Том Шалк и Гари Леонард указывали на то, что ни один материал, представленный суду, не помечен словами "TI - strictly private", т.е. "совершенно секретно". Лабораторию, где делалась эта работа, возглавлял д-р Джордж Доддингтон, известный диссидент, который часто описывал свою лабораторию как "свободную и открытую" и утверждал, что основной прорыв будет сделан только тогда, когда исследователи из разных компаний и университетов объединят свои знания. Более того, получалось, что VCS не использовала никакие материалы TI.
Шалк утверждал, что во все время своей работы в TI он не относился к каким-либо из этих материалов как к секретным. Леонард сказал, что он просто хотел бы сохранить историческую запись своих исследований, и у него есть копия его директории в компьютере TI, так как на ней записан список людей, посетивших его занятия в воскресной школе.
На все это Стейнке, прокурор, заметил: "Одну вещь они не смогут изменить. Они украли программы, не сказав никому ничего".
Далласское жюри присяжных (некоторые из них что-то выкрикивали, когда зачитывали приговор) вынесло вердикт: виновны. Оба были приговорены и условно осуждены, а затем отпущены с испытательным сроком. Оба подали апелляции и немедленно вернулись на работу пытаться сделать так, чтобы машины понимали человеческую речь1.
192
РЖАВЫЕ РЕЛЬСЫ И ОТЕЛЬ ЛЮБОВНЫХ ВЗДОХОВ
Трудно узнать, растет ли реально промышленный шпионаж, так как, по словам Брайена Холштейна из Комитета Американского общества промышленной безопасности, который защищает информацию, "жертва промышленного шпионажа ведет себя так же, как человек, заболевший венерической болезнью. Многие ее подхватывают, но никто не хочет говорить об этом"2. Известно другое: процессы против информационных воров и пиратов идут один за другим.
Холштейн размышляет о ценности информации больше других. "Многие корпорации, - говорил он несколько лет назад, - не понимают реальности... Они все еще мыслят в понятиях, относящихся к людям и материалам, как будто все еще находятся в экономике эпохи паровоза и парохода". "Какой же их ждет провал, когда они обнаружат, что информация имеет цену", - говорил он.
Такое отношение меняется быстро. Поскольку войны за управление информацией разгораются, многие компании решили, что они больше нуждаются в информации о планах, изделиях и прибыли их соперников. Отсюда и драматический рост того, что известно под названием "конкуренция разведок".
Конечно, умные компании всегда присматривали за своими конкурентами, но сегодня знание о сопернике - главная амуниция в информационной войне.
Разные факторы влияют на меняющиеся отношения. Скорость, с которой некий рынок может теперь вторгнуться извне, потребует много времени для его исследования (не так как с быстро оборачивающимся продуктом), а жесткая конкуренция оплатит публичность систематизации и профессионализации делового шпионажа.
Давление со стороны непрерывных инноваций требует для новой продукции больше ресурсов и больше затрат на развитие. "Тот, кто намеревается пробиться, может затратить сотни человеко-лет и миллионы долларов3. Но сняв копии с документов конкурента, можно достичь этого и быстрее, и дешевле", - пишет Джон Халамка в статье "Шпионаж в Силиконовой долине". Автор раскрывает, почему компании теперь нанимают специалистов для переконструирования, т.е. для изучения секретов изделия конку-
193
— 95 —
|