Цивилизация Мадонны

Православные фанатики нутром чувствовали, что «соловьевство» есть ересь, равно как и софийное учение вообще, потому что оно «ниспровергает все христианство». Софианство было для христиан мучительной проблемой по той причине, что они никак не могли определить отношение женской ипостаси Божества к своей однополой или, если употреблять иностранный термин, гомосексуальной Троице.

Собственно говоря, Троица изначально такой не была, потому что Святой Дух («руах») в семитском оригинале — женского рода. Когда он (или она) является «в виде голубине», непонятно, идет ли речь о голубе или голубке. Мигель Серрано уточняет: голубка, «ла Палома», как называлась популярная у нас в 50-х годах кубинская песня. Эта голубка пролетает вдоль всей его «Золотой цепи»: «Катарским символом была голубка, Параклет, Святой Дух, катарская Церковь или община, «Глейса», как они ее называли. Голубка была также эмблемой тамплиеров. И именно голубка приносит священное семя арийской Хаомы и кладет его на камень на манихейском празднике весеннего равноденствия Навроз».

«Эру Рыб, эру Короля-Рыбака (из легенды о Граале — А. И.), сменяет Эра Водолея, Святого Духа, Параклета, Голубки, которая женского рода, — это Утренняя Звезда, несотворенный свет, Венера-Люцифер». «Не будем забывать, что катарская земля управлялась женским началом Параклета, Голубки Любви, катарской Глейсы, т. е. Шакти». «Для гностиков Святой Дух — женского рода, это Голубка, София, творением или эманацией которой является Вселенная. Голубка — катарский символ, а София — их Глейса Любви».

Понятно, почему А. Ф. Лосева так обеспокоило, что у В. Соловьева остается неясным отличие Святого Духа от Софии. В. Соловьев не решился прямо их отождествить, как это делает М. Серрано, не решился вернуть Святому Духу его первоначальную природу, но двигался в этом направлении. Он следовал по этому пути за немецким мистиком Якобом Бёме (1575–1624), которого друзья называли «тевтонским философом», а враги — «сапожником-антихристом». Архиепископ Серафим обличал Якоба Бёме за то, что у него София — «вечно-женственное начало», существующее в недрах Святой Троицы, которая превращается в результате в «четверицу», а С. М. Соловьев-младший, племянник В. Соловьева, высказал предположение, что если бы В. Соловьев проповедовал в XVII веке, он сгорел бы на том же костре, на котором погиб Квирин Кульман за те же идеи Бёме.

Андрей Белый, когда он еще не был знаком с Блоком, захотел узнать, как тот относится к Софии. Блок ответил пространным письмом, где утверждал, что София открывается индивидуумам; коллективному сознанию она не доступна. Она может раскрыться как душа человечества, но ее откровения могут гласить и народам; тогда выявляет душою народ себя, и русскому она, например, — существо всей России. Поэты воспринимают ее как Музу: и Фет обращается к ней, и Болдер ее знает. Более всех в ее тайну проник Гете в «Фаусте», и не сказал о ней глубже никто. В этом смысле она открывалась Данте. В свете ее дуновения догматы христианства теряют свой прежний, замкнутый смысл. Блок видел задачу в том, чтобы раскрыть ее отношения к символизациям — София, Мария — и вскрыть «естественную соотносительность символов».