|
Однако в душе Цицерона завелась уже некая червоточина. Чувствуется, что одной старой доброй римской4 героической воли ему маловато. Его личное "я" уже не может без остатка раствориться в родовом и в народном "мы". На примере Цицерона хорошо видно, как греческий индивидуалистический самоанализ разъедает стадный героический дух. (Так что получается, что„„. старик Катон был отчасти прав, изгоняя из Рима столетием ранее греческих философов.) Интересы и как бы " бессмертие народа и государства уже не могут заслонить от преходящей личности Горькое сознание своей конечности, своей смертности, т. е. то, что, пожалуй, больше всего занимает ум Цицерона в его второй творческий период, осознание, обостренное неожиданной смертью его любимой дочери Туллии. В трактате "О природе богов", говоря о том, что его побудило заниматься философией в период его нового "безделья", Цицерон добавляет: "Побудила меня также обратиться, к этим занятиям душевная скорбь, вследствие великого и тяжкого удара судьбы. Если бы я мог найти большее утешение от какого-нибудь занятия, я предпочел бы прибегнуть к нему (а не к философии). А тем средством, к которому я прибегнул, я не мог воспользоваться лучше, чем отдавшись не только чтению книг, но также изучению всей философии". Отныне утешительная функция философии прочно входит в философскую традицию, занимая в ней все большее место. Неудивительно, что последний философский труд античности так и называется: "Утешение философией". Итак, перед Цицероном во весь рост встает вечная проблема жизни и смерти. В "Тускуланских беседах" (I. VII) он задает риторический вопрос: "Возможна ли в жизни радость, когда денно и нощно приходится размышлять, что тебя ожидает смерть?" 2 Проблематику Цицерона нельзя сводить к проблеме жизни и смерти, потому что он не столько пытается разрешить эту неподвластную для человеческого ума проблему, сколько убедить себя в том, что смерть не страшна . Преодолеть страх перед смертью должна, согласно Цицерону, философия, однако она, сетует Цицерон, у римлян "до сих пор в пренебрежении" (там же, III). Для Цицерона главное дело философии, ее предназначение - "возделывание души" (там же, II. V). В этом ее сила; говоря конкретнее, "сила философии: излечивать души, отсеивать пустые заботы, избавлять от страстей, отгонять страхи" (там же, II. IV). А если назначение философии в этом, в ее психотерапевтической функции, то получается, что одинаково важны и учение философа, и его жизнь как реализация этого его учения. Но, снова сетует Цицерон, "много ли найдется философов, которые бы так вели себя, таковы были нравом и жизнью, как того требует разум? Для которых их учение - это закон их жизни, а не только знания, выставляемые напоказ?" (там же, II. IV). Цицерон резко осуждает философа, который, "обучая науке жить (а это главное в философии для Цицерона. - А. Ч.) ...живет, забывая эту науку" (там же). — 155 —
|