|
Упорство, с каким тоталитарные диктаторы цеплялись за свою изначальную ложь, видя ее абсурдность, не просто заблуждение, благодаря которому и удался обман, и, наконец, по крайней мере в случае со Сталиным, его нельзя объяснить психологией самого лжеца, чей окончательный успех мог сделать его самого последней жертвой. Пропагандистские лозунги, однажды интегрированные в «железную организацию», невозможно полностью элиминировать без разрушения всей структуры. Предположение о существовании всемирного еврейского заговора было трансформировано тоталитарной пропагандой из объективного, требующего доказательства факта в существенный элемент нацистской реальности. Главное заключалось в том, что нацисты действовали так, как будто мир уже был захвачен евреями и требовался контрзаговор в целях своей защиты. Расизм для них не был спорной теорией сомнительной научной ценности, но должен был воплощаться ежедневно в функционирующей иерархии политической организации, в рамках которой было бы слишком «нереалистично» обсуждать его. Сходным образом большевизм больше не нуждается в том, чтобы подбирать аргументы в пользу классовой борьбы, интернационализма и безусловной зависимости благосостояния пролетариата от благосостояния Советского Союза; Коминтерн как функционирующая организация более убедителен, чем любой аргумент или просто идеология. Фундаментальная причина превосходства тоталитарной пропаганды над пропагандой других партий и движений заключается в том, что ее содержание, во всяком случае для членов движения, больше не составляет объективной проблемы, о которой люди могут иметь свое мнение, но становится таким же важным и незыблемым элементом их жизни, как правила арифметики. Организация всей жизненной структуры в соответствии с идеологией может полностью осуществиться только при тоталитарном режиме. В нацистской Германии, когда ничего не имело значения, кроме расовых корней, когда карьера зависела от «арийской» внешности (Гиммлер обычно выбирал кандидатов в СС по фотографиям) и выдача пайка — от количества еврейских предков, вопрос о силе расизма и антисемитизма был сродни вопросу о существовании мира. Успехи пропаганды, которая постоянно «приумножает власть организации»,[792] добавляя ее к слабому и ненадежному голосу доказательств, и которая, говоря другими словами, сразу воплощает все, что в ней ни утверждалось бы, ясно видны без всякой демонстрации. Верность — против аргументов, базирующихся на реальности, которую движение обещало изменить, против контрпропаганды, уничтожающейся самим фактом того, что она принадлежит к этому реальному миру (или его защищает), т. е. тому миру, который темные массы не могут и не хотят принять, — эта верность может быть опровергнута только другой, более сильной или лучшей реальностью. — 315 —
|