|
Сегодня проблемой является более конкретное определение понятия человечности истории. Сказать, что история творится людьми, недостаточно. И в самом деле, из лона этого тезиса могут также возродиться трудности теологизма и натурализма — и история может вновь утратить то единство, которое она являет нам с имманентистской точки зрения, и поэтому может снова исчезнуть ее невещественность. 7. ЧЕЛОВЕК КАК ОТДЕЛЬНО ВЗЯТЫЙ ИНДИВИД И МАССЫ. ГЕРОИ Люди, творящие историю, — все люди (массы)? Или они — герои, те лучшие и оригинальные индивидуальности, которые могут считать себя творцами духовного достояния какой-то эпохи или какого-то народа? И еще: люди — творцы исторического процесса принимают в нем участие (все или некоторые) uti singuli* или как люди — представители общества, к которому они принадлежат? То есть: история — это биография или социология в движении? Каждый из этих противоположных тезисов имеет для себя аргументы, ценность которых невозможно не признать. Но последние (и столько же их антитез) разбиваются о скалы неисцелимых дуализмов. И действительно, массы — это суммы индивидов, каждый из которых обусловлен всеми другими. Никто не свободен, а все стиснуты и раздавлены универсальным механизмом. Поэтому человек — это человек, но не способный действовать исторически; или ему удается действовать, но тогда он перестает быть человеком, свободным и сознательным субъектом своей практической целеустремленности. Герои, в свою очередь, являются таковыми потому, что они стоят над толпой и отрываются от нее. Сыновья самих себя, они не извлекают из масс (и в силу этого — из традиции) идеи, которые являются их силой. Массы вокруг них и позади них — простая безразличная материя, с которой герои все же должны сводить счеты; и массы их будут ограничивать, и обусловливать их деятельность: она подчинится также их неуничтожимому и непреодолимому закону. Даже герои будут не свободны. Чтобы быть слишком людьми, не являются людьми даже они. Будут ли все принимать участие в историческом процессе как отдельно взятые индивиды? Самодовольная абсурдность, потому что отдельно взятые индивиды — особенные, а всякое особенное находится вне другого — и поэтому может действовать лишь при условии незнания о том, что делается (потому что знать — значит судить, а тот, кто говорит «суждение», говорит «универсальность»). Делать и не знать, что делается, — свойство не духа, но именно орудий. — 91 —
|