|
призываешь их к ответу и грозишь им всеми муками ада. -- Да, именно поэтому. Ведь они дети, и если в них заговорила совесть и она проходят исповедоваться, то они хотят, чтобы их принимали всерьез в всерьез же их отчитывали. Во всяком случае, я так думаю. Ты-то в свое время поступал иначе: ты не бранил, не карал, не накладывал епитимьи, но был с ними ласков и отпускал их с братским поцелуем. Не буду порицать тебя, нет, но я на это не способен. -- Да, -- колеблясь сказал Иосиф, -- но почему же тогда, когда ты выслушал мою исповедь, ты со мной обошелся не так, как с остальными, а молча поцеловал, ни слова не сказав в укор? Дион Пугиль устремил на него свой проницательный взгляд. -- Разве то, что я сделал, было неправильно? -- спросил он. -- Я не хочу сказать, что это было неправильно. Это было правильно, иначе исповедь не оказала бы на меня такого благотворного действия. -- Что ж, оставим это. Но я же наложил на тебя тогда строгую кару, хотя и не облек ее в слова. Я взял тебя с собой и обращался с тобой как со слугой, я вернул тебя к тем обязанностям, от которых ты хотел бежать. И Дион отвернулся, он не любил долгих бесед. Но на сей раз Иосиф не отступал. -- Ты тогда уже знал, что я подчинюсь тебе, я это обещал тебе еще до исповеди, даже до того, как я понял, кто ты. Нет, скажи мне, ты действительно только потому так повел себя со мной? Дион прошелся несколько раз взад и вперед, стал перед Иосифом, положил ему руку на плечо и сказал: -- Миряне -- дети, сын мой. А святые -- святые не приходят к нам исповедоваться. Но мы с тобой и подобные нам, аскеты, ищущие, отшельники, мы не дети и мы не невинны, проповедями нас не переделаешь. Мы, мы -- истинные грешники, ибо знаем, мыслим, вкусили от Древа Познания, и не к лицу нам обращаться друг с другом, как с детьми, которых наказывают розгами и потом снова — 575 —
|