|
всего, верил в добрых духов сна, особенно юношеского, и, кроме того, если память ему не изменяет, он еще в тот миг, в самом начале небесного знамения, видел в нем не столько непосредственную опасность для всех, сколько предостережение о бедствии в будущем, причем о таком бедствии, которое никого не коснется и не заденет так близко, как его самого, заклинателя дождя. Что-то надвигается, какая-то опасность или угроза из тех сфер, с которыми его связывали обязанности, и в каком бы виде эта опасность ни пришла, она прежде всего и больнее всего поразит его самого. Встретить эту опасность бдительно и смело, душевно подготовиться к ней, принять ее, но не уступить, не позволить себя унизить, -- вот какой урок, вот какое решение подсказало ему это предзнаменование. Ожидавшая его участь требовала зрелости и мужества, и было бы неразумно увлекать за собой сына, сделать его участником или хотя бы свидетелем своего страдания, ибо как он ни ценил сына, все же нельзя было знать, проявит ли необходимую стойкость юноша, еще ничего в жизни не испытавший. Его сын Туру, безусловно, был очень недоволен тем, что он прозевал, проспал великое зрелище. Как бы его ни толковали, во всяком случае это было нечто грандиозное; кто знает, придется ли ему хоть раз в жизни увидеть подобное, он лишился чего-то необыкновенного, прозевал мировое чудо, поэтому некоторое время он дулся на отца. Но потом обида растаяла, тем более что старик старался вознаградить его усиленным вниманием и нежностью и все больше привлекал к исполнению своих обязанностей: надо полагать, что в предвидении назревающих событий он особенно торопился взрастить в лице Туру наиболее искусного преемника, посвященного во все тайны ремесла. Он редко говорил с сыном о звездном ливне, зато все смелее передавал ему свои секреты, сноровку, опыт, знания, разрешал сопровождать себя в прогулках, допускал присутствовать при попытках подсмотреть тайны природы, что он до сих пор всегда предпочитал делать в одиночестве. — 541 —
|