|
и образец, всегда заставит следовать ему, как восходящее и заходящее светило увлекает за собой своих братьев. И покуда Кнехт безотчетно отдавался потоку картин и образов, близких и родственных сновидениям, какие обычно встают перед нашим внутренним взором в состоянии первой разрядки, внимание его приковали к себе два видения, выделявшиеся из общего потока, два символа, два подобия. В одном из них Кнехт, еще мальчик, шагает разными ходами и переходами за Магистром, а тот, его вожатый, всякий раз, когда оборачивается и Иозеф видит его лицо, делается все старше, молчаливей, достойнее, зримо близясь к идеалу вечной мудрости и достоинства, в то время как он, Иозеф, беззаветно преданный и послушный, шагает за примером своим, но остается все тем же отроком, то стыдясь этого, то радуясь, а порой ощущая и нечто похожее на упрямое удовлетворение. Второе видение: сцена в музыкальном классе, когда Магистр подходит к мальчику, и все повторяется раз, повторяется еще и еще, без конца: Магистр и мальчик идут друг за другом, словно движимые каким-то механизмом, и порой уже нельзя разобрать, кто ведет, а кто ведомый -- старый или малый? То кажется, будто юноша отдает почести авторитету, старшему, подчиняется ему, а то, что это сам старец, служа и преклоняясь, шагает за спешащей чуть впереди фигурой юности, за самим началом, самой радостью. И в то время, как Иозеф следит за этим бессмысленно-осмысленным сном-круговоротом, он сам чувствует себя то этим стариком, то мальчиком, то почитателем, то почитаемым, то ведущим, то ведомым, и в этой зыбкой смене вдруг наступает миг, когда он вместе -- и учитель и ученик, нет, он уже выше их обоих, это он руководит ими, это он все придумал, это он, лицезрея, управляет этим круговоротом, безрезультатным состязанием в беге старости и юности, и то замедляет, то ускоряет его до бешеной гонки по своему усмотрению. Здесь вдруг — 379 —
|