интересов его так расширилась, он был вынужден пересмотреть и свой собственный духовный и исторический багаж, ибо нуждался в осознании и укреплении его. Стараясь как можно яснее и проще представить отцу Иакову самую сущность Ордена и всей касталийской системы, он, как это и следовало ожидать, очень скоро обнаружил самую слабую сторону своего собственного, а потому и всего касталийского образования; выяснилось, что представление его об исторической обстановке, создавшей в свое время предпосылки для возникновения Ордена и всего, что за этим последовало, более того, сделавшей это возникновение необходимым, было весьма бледным и схематичным, оставлявшим многое желать в смысле наглядности и стройности. Отца Иакова можно было назвать кем угодно, только не пассивным учеником, что и привело к весьма плодотворным коллегиальным занятиям, к живому общению: в то время как Иозеф излагал святому отцу историю касталийского Ордена, старый ученый в каком-то смысле помогал ему самому впервые увидеть и пережить эту историю в правильном освещении, прослеживая ее корни в общей истории мира и государств. Ниже мы убедимся в том, как этот интенсивный, а порой, благодаря темпераменту святого отца, выливающийся в бурные диспуты обмен мнениями продолжал оказывать влияние на Кнехта и многие годы спустя, вплоть до его последних дней. С другой стороны, все последующее поведение отца Иакова свидетельствует о том, как внимательно он слушая лекции Кнехта и в какой мере он сам, в результате этих совместных занятий, узнал, а затем и признал Касталию. Этим двум людям мы обязаны сохранившимся до нынешнего дня согласием между Римом и Касталией, которое началось с благожелательного нейтралитета и обмена от случая к случаю результатами научных исследований, а временами доходило до сотрудничества и союза. В конце концов, отец Иаков пожелал, -- а ведь сперва он с улыбкой отказался от — 351 —
|