|
казалось, что Вальдцель -- не только его родина и самый красивый уголок в мире, но что этот уголок за время его отсутствия стал еще милей и аманчивей. Или он сам взглянул на него новыми глазами и обрел обостренную способность видеть? И это относилось не только к воротам, башням, деревьям, реке, дворикам и залам, знакомым фигурам и исстари привычным лицам, но и ко всей вальдцельской духовности, к Ордену и Игре у него родилось то чувство повышенной восприимчивости, возросшей проницательности и благодарности, как это свойственно вернувшемуся на родину страннику, ставшему в своих скитаниях умнее и зрелее. -- У меня такое ощущение, -- сказал он своему другу Тегуляриусу, в заключение пылкого похвального слова Вальдцелю и Касталии, -- у меня такое ощущение, будто я все проведенные здесь годы жил во сне, счастливо, но не сознавая этого, и будто я только теперь пробудился и вижу все остро, четко, убеждаясь в реальности своего счастья. Подумать только, два года, что я провел на чужбине, могут так обострить зрение! Отпуск вылился для него в праздник, особенно игры и дискуссии с товарищами в кругу элиты Vicus lusorum, встреча с друзьями, вальдцельский genius loci{2_5_03}. Но только после первого приема у Магистра Игры это высокое упоение смогло осуществиться сполна, а до тех пор к радости Кнехта примешивалась доля боязни. Magister Ludi задал ему меньше вопросов, чем Кнехт ожидал; едва упомянул.о начальном курсе Игры и о работе Иозефа в музыкальном архиве, и только об отце Иакове, казалось, мог слушать без конца, все вновь и вновь расспрашивая о нем самым подробным образом, Им и его миссией у бенедиктинцев довольны, даже очень довольны -- Кнехт заключил это не только по чрезвычайной ласковости Магистра, но, пожалуй, еще более по — 335 —
|