|
преходящей церкви, не поступаясь при этом своим служением вечному. Благочестие, иными словами, окрыление верой, служение и верность вплоть до полагания своей жизни, возможно во всяком вероисповедании и на каждой ступени, и единственной мерой искренности и ценности всякого личного благочестия можно признать лишь это служение и эту верность. Однажды, это было после того, как Кнехт уже провел среди patres около двух лет, в монастырь явился некий гость, которого тщательно держали в отдалении от него, не позволив даже беглого знакомства. Разгоревшееся от подобной таинственности любопытство Кнехта заставило его внимательно следить за приезжим (который, впрочем, несколько дней спустя отбыл) и строить разнообразные догадки. Духовное облачение гостя показалось Кнехту маскарадом. С настоятелем и отцом Иаковом неизвестный имел несколько длительных бесед за закрытыми дверями; за время его пребывания в монастыре к нему являлись экстренные курьеры, и он тут же их отправил назад. Кнехт, наслышанный о политических связях и традициях монастыря, предположил, что неизвестный является высоким должностным лицом, прибывшим с тайной миссией, или же путешествующим инкогнито государем. Подводя итог своим наблюдениям, он вспомнил, что и до этого в монастырь прибывали посетители, которые теперь, когда он стал припоминать их, тоже казались ему таинственными или значительными личностями. При этом он вдруг подумал о начальнике "полиции", приветливом господине Дюбуа, и его просьбе -- всегда, и при случае особенно, пристально следить в монастыре именно за подобными визитами. И хотя Кнехт и теперь не испытывал ни охоты, ни призвания к такого рода отчетам, совесть все же напомнила ему, что он давно уже не писал этому столь благожелательному человеку и, по всей — 329 —
|