|
значительном; он настолько влюблен в предмет свой страсти, что даже впадает в нежность и называет книгу "книжицей". Как это трогательно! Плинио засмеялся. -- Кто знает, -- заметил он, -- не является ли эта прелестная уменьшительная форма попросту данью стихотворному размеру, который в этом месте требует не двусложного, а трехсложного слова. -- Не будем недооценивать поэта, -- возразил Кнехт. -- Человек, сочинивший в своей жизни десятки тысяч стихотворных строк, не станет в тупик из-за какой-то жалкой метрической трудности. Нет, ты только послушай, как нежно и чуть-чуть застенчиво это звучит: "...и книжицу допишем"! Возможно, не только влюбленность превратила "книгу" в "книжицу". Возможно, он хотел что-то оправдать или примирить. Возможно, даже вероятно, этот поэт был настолько увлечен творчеством, что сам порою смотрел на свою склонность к сочинению книг как на род страсти или порока. Тогда в слове "книжица" заключен не только оттенок влюбленности, но и тот примирительный, отвлекающий и извиняющий смысл, какой имеет в виду игрок, приглашая на игру "по маленькой", пьяница, когда он требует еще "стаканчик" или "рюмочку". Но все это одни предположения. Во всяком случае, этот стихотворец с его ребенком, которого он хочет вырастить, и с его книжицей, которую он хочет дописать, встречает у меня полную поддержку и сочувствие. Ибо мне знакома не только страсть к воспитательству, нет, и сочинение книг -- тоже страсть, которой я вовсе не чужд. Теперь, когда я освободился от своей должности, эта мысль снова приобретает для меня завлекательную силу: когда-нибудь, на досуге, при хорошем расположении духа написать книгу, нет, книжицу, маленькое сочинение для друзей и единомышленников. -- О чем же? -- полюбопытствовал Дезиньори. — 220 —
|