В психологической теории Нумения прослеживается дуализм, ибо он утверждал, что душа человека состоит из двух частей – рациональной и иррациональной, и считал вселение души в тело злом, или «падением». Он, по-видимому, верил в существование хорошей и плохой Мировых душ. Таким образом, философия Нумения представляет собой синкретичное сочетание элементов, заимствованных у его предшественников. Эта философия придавала огромное значение божественной трансцендентности и в целом противопоставляла «высшее» и «низшее», как в реальности как целом, так и в человеческой природе. К неопифагорейству примыкала так называемая герметическая литература и «Халдейские оракулы». К герметической литературе относится определенный тип мистических произведений, появившихся в I веке н. э., которые, возможно, возникли из предшествующих им египетских сочинений, а возможно, и нет. Греки отождествляли Гермеса с египетским богом Тотом, так что название «Гермес Трисмегит» произошло от египетского «Великий Тот». Повлияла ли египетская традиция на герметическую литературу или нет, мы точно не знаем, но своим содержанием она обязана более ранней греческой философии, в частности произведениям Посидония. Основная идея этой литературы гласит, что спасение возможно только через познание Бога; эта идея сыграла очень важную роль и в гностицизме. Аналогичная идея спасения содержится и в «Халдейских оракулах», поэме, написанной около 200 года н. э., которая, подобно герметической литературе, сочетает в себе орфико-пифагорейские, платонические и стоические элементы. Своей тесной связью с религиозными интересами и запросами своего времени, а также подготовкой почвы для появления неоплатонизма неопифагорейство напоминает средний платонизм, к которому мы сейчас и обратимся. Заметки об Аполлонии ТианскомРитор Филострат около 200 года н. э. по просьбе Юлии Домны, второй жены Септимия Севера, написал книгу о жизни Аполлония. Филострат пишет, что ученик Аполлония Дамид, ассириец, написал мемуары о своем учителе и что они были переданы Юлии Домне родственником Дамида, однако это, скорее всего, относится к области литературного вымысла. В любом случае Филострат хотел изобразить Аполлония мудрецом, истинным слугой Бога и чудотворцем, а не колдуном и заклинателем духов, каким его представил в своих «Воспоминаниях» Мойраген. Есть признаки, что Филострат знал и использовал в своей книге Евангелие, Деяния Апостолов и Жития святых, но так и осталось неясным, действительно ли он намеревался заменить евангелического Христа на греческого – сходство между ними было сильно преувеличено. Мы не знаем не только об истинных намерениях Филострата, но и о том, сколько правды содержится в его рассказе – из его книги совершенно невозможно понять, каким человеком на самом деле был исторический Аполлоний. — 128 —
|