История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том 1

10. Не будем вдаваться в подробности создания человеческого тела и его частей или животных и т. д. Хочется только отметить, как Платон подчеркивает конечность в весьма своеобразном утверждении: «Боги, полагая, что передняя часть более благородна, чем спина, и более подходит для того, чтобы вести за собой, заставили нас двигаться большей частью вперед»17.

В заключение Платон говорит: «Восприняв в себя смертные и бессмертные живые существа и пополнившись ими, наш космос стал видимым живым существом, объемлющим все видимое, чувственным богом, образом бога умопостигаемого, величайшим и наилучшим, прекраснейшим и совершеннейшим, единородным Небом»18.

Глава 24

Искусства

Красота

1. Способен ли был Платон воспринимать красоту природы? В нашем распоряжении имеется слишком мало данных, чтобы судить об этом. Тем не менее в начале диалога «Федр» Платон приводит описание пейзажа, а в начале диалога «Законы» – несколько замечаний о красоте природы, хотя в обоих случаях пейзаж оценивается с точки зрения практической пользы – как место для отдыха или философской дискуссии. Что же касается человеческой красоты, то Платон хорошо понимал ее.

2. Способен ли был Платон воспринимать изящные искусства? (Этот вопрос возникает потому, что в своем Идеальном Государстве он по моральным соображениям не находил места для драматургов и эпических поэтов, а причиной этого могло быть то, что Платон не понимал литературы и искусства.) Платон исключил большинство поэтов из своего «Государства» по метафизическим, а главным образом моральным соображениям; хотя это еще никак не доказывает того, что он был нечувствителен к чарующей красоте их творений. И хотя слова в начале абзаца 398 «Государства» содержат лишь небольшую долю сарказма, в абзаце 383 того же самого диалога Сократ утверждает, что, «многое одобряя у Гомера, мы, однако, не одобрим того сновидения, которое Зевс послал Агамемнону». Аналогичным образом Платон заставляет Сократа сказать следующее: «Придется это сказать, хотя какая–то любовь к Гомеру и уважение к нему, владеющие мною с детства, препятствуют мне в этом. Похоже, что он первый наставник и вождь всех этих великолепных трагедийных поэтов. Однако нельзя ценить человека больше, чем истину, вот и приходится сказать то, что я говорю»1. Еще раз: Мы уже говорили о том, что Гомер – величайший из поэтов и первый среди авторов трагедий, но мы должны признать, что в нашем Государстве будут разрешены только гимны во славу богов и восхваления благу»2. Платон с жаром заявляет, что если поэзия и другие искусства подтвердят свое право быть принятыми в хорошо организованное Государство, то «мы будем рады принять ее, зная, что мы сами весьма восприимчивы к ее очарованию, но мы не можем из–за этого предавать истину»3.