|
Три основных параметра, позволяют, как полагал В.Р. Поттер, однозначно охарактеризовать состояние системы «наука–социум»:
При наложении этих взаимозависимых функций выясняется, что график изменений социальной компетенции и социального контроля имеет синусоидальную форму, где периоды подъема («золотой век») чередуются с периодами спада (социальный кризис). Причина появления такой закономерности состоит в опережающем росте научного знания по отношению к способности общества осознавать и адаптироваться к возникшему новому пониманию реалий бытия [Поттер, 2002, с. 202-203]. К аналогичным последствиям приводит и обратное соотношение (эту возможность В.Р. Поттер не рассматривал), когда темпы социальной трансформации значительное опережают возможности науки находить решения возникающих затруднений, число которых начинает, в этой связи, стремительно расти. В триаде «наука–менталитет–политическая ситуация» наиболее консервативным элементом оказывается второй. Поэтому, как правило, конфликт науки и политики обуславливается расхождениями между действительным содержанием научной концепции и представлениями о ней или о последствиях ее применения в массовом сознании. Этот разрыв, усиливаясь, приближается к опасному порогу в период научной революции, особенно, при условии параллельно существующей социальной нестабильности. В истории генетики такими периодами были становление менделевской генетики (первая треть ХХ века) и рождение генно-инженерных технологий генетического анализа и скрининга. Ускорение темпов научного прогресса резко расширяет сферу явлений и процессов, доступных научному познанию и впоследствии вовлекаемых в сферу технологического использования. И только спустя некоторое время становятся очевидными ограничения применения новых методик и осмысление их технологических результатов в рамках новой парадигмы. И как результат – синдромы «вредности» или, напротив, «всемогущества науки». По поводу последнего, Карл Ясперс однажды справедливо заметил, что наука из «аристократического занятия» отдельных личностей, «движимых желанием знать», превратилась в массовую профессию, социальная функция которой заключается в обеспечении желаемого человеком образа жизни посредством технологии, опирающейся на научные знания. Это, по его мнению, в свою очередь, и открывает дорогу трансформационного движения науки в область «суеверия», источниками которого оказывается прогресс естествознания (как это парадоксально не выглядело бы для повседневного «здравого смысла»). Распространение в массовом сознании фрагментарных элементов научных знаний, не подкрепленное систематическим образованием, которое только и дает представление о методах и пространственно-временных границах научного познания, порождает веру в «компетентность во всем, умение создавать и технически преодолевать любую трудность»[16]. Таким образом, вера в безграничную способность науки произвольно изменять существующую реальность, базируется на ее позитивной и негативной составляющих. Позитивная – представлена потенциальной способностью науки решить любую проблему, возникающую в конкретном социуме или человечествой цивилизации, а негативная – в виде страха перед внезапно вышедшими из- под контроля катастрофическими последствиями, как результата просчета экспертов. И с другой стороны – популяризация научных знаний, их адаптация к восприятию «среднестатистическим индивидуумом», объяснение потенциальных последствий развития конкретных научных исследований и проектов, ведет к соответствующим упрощениям и искажениям в каналах информационного обмена «наука-этика», «наука-политика», «наука-экономика» и т.д. По этой причине, генетика, как теоретическая основа современной биологии и естественнонаучное обоснование концепции происхождения и эволюции менталитета современного человека, с одной стороны и «генетический детерминизм» – их отражение ментальными установками массового сознания, с другой – оказываются не вполне адекватными друг другу. И в тоже время, дискурсивный анализ высказываний генетиков-профессионалов, сделанных ими в общении со своими коллегами или же при выполнении иных социальных ролей, например, при общении с «неофитами», обнаруживает заметную двойственность как интерпретации установленных фактов, так и трактовки генетических законов и постулатов. Усиление политической и этической составляющей генетики, ведет к расширению зоны, где альтернативные семантические конструкции, вступают во взаимодействие и образуют своеобразную амальгаму. Становясь элементом ментальности, постулаты науки одновременно превращаются и в инструмент политической борьбы, в один из таких факторов, которые обеспечивают функционирование и стабильность государственной машины. И, следовательно, истоки тех кризисных явлений во взаимоотношениях науки и государства, о которых здесь уже говорилось, оказываются связанными с процессом интеграции науки в духовную жизнь современного общества. — 89 —
|