И все же, в практическом плане адаптация доктрины политического эгалитаризма к новым реалиям современной цивилизации, очевидно, означает нахождение оптимального баланса между соблюдением «тайны личности»[27] (составным элементом которой является информация, закодированная в конкретном геноме) и возможностью социальных структур получать, в определенных, точно законодательно ограниченных условиях, доступ к этой информации, особенно, в тех случаях, когда она существенно влияет на судьбу третьих лиц. То, что эта дилемма не допускает простых решений становится очевидным, если задаться простыми практическими вопросами типа: имеют ли авиакомпании право и/или обязанность требовать от своего летного персонала прохождения генетического тестирования на предмет наследственной предрасположенности к психическим депрессиям и суициду, и должны ли медики предоставлять информацию о тяжелых наследственных дефектах своего пациента его родственникам – потенциальным носителям аналогичных детерминантов? Итак, проблема соотношения и взаимной адаптации генетического разнообразия и ментальных установок, лежащих в основе современных политических доктрин, – это вопрос, адресованный в будущее. «Освобождение» социополитических доктрин от каких-либо ссылок на биологическую природу человека, чисто социополитические средства обеспечения равных стартовых возможностей для отдельных индивидуумов (политическое равноправие) сохраняет определенную степень спонтанности отношений социальной и биологической составляющих формирующейся человеческой личности. В целом это соответствует той модели взаимной адаптации политического равноправия и биологического разнообразия, которую предложил Ф.Добржанский. Но современные генные технологии не только способствовали разрушению эмпирической базы исходного варианта доктрины «естественных прав человека». Они способствовали ее вытеснению в Западной ментальности деонтологической, свободной от ссылок на человеческую природу концепцией, в которой слово «естественные» просто исчезло. Но генетические технологии позволяют вернуть проблема равенства из области гуманитарно-идеального в сферу естественно-материального. Только человек обретает (или, точнее, обретет в недалеком будущем) возможность на основе свободного выбора изменить свое биологическое «естество» в соответствии со своими представлении об индивидуальном и общественном благе. Этика и теория познания, вновь смыкаются. Мы убедимся в ходе дальнейшего исследования, что коллизия «натуралистической» (генетико-редукционистской) и деонтологической (социально-конвенционалистской) методологий концепции прав человека оказывается типичным примером кантианской антиномии. Их исходные постулаты не только получают равно достоверное логическое обоснование, но в столкновении с эмпирическими фактами проявляют явную тенденцию к образованию кругов в аргументации. — 131 —
|