|
Если эти данные подтвердятся, будет подтверждена гипотеза «культурного интеллекта», о которой говорилось выше. В свою очередь, это позволит по новому подойти и к культурной истории человечества. (Как известно, одной из базисных атрибутов мифологической формы сознания, например, является персонификация природных и социальных явлений и процессов. В терминах эволюционной когнитивной психологии это суждение оказывается тождественным распространению человеком на природные явления объснительной модели, уже опробованной на прогнозировании поведения сородичей по родоплеменной группе. Преодоление маккиавеллистко-интелектуальной модели заняло несколько десятков тысячелетий и привело к XVI-XVII векам к формированию основ так называемой техногенной цивилизации и классической науки). Итак, «у людей существуют природные поведенческие тенденции к альтруизму, к взаимному альтруизму и к проверке взаимности альтруизма, что и обусловливает правила, законы и моральный кодекс» [Палмер, Палмер, 2003, гл.7]. Однако социокультурная эволюция существенно модифицировала и усложнила такие системы. Наряду с генетическими детерминантами альтруистического поведения появились «культургены» («мемы») со сходными, а то и значительно более мощными внешними проявлениями. В качестве признаков принадлежности к одной и той же общности стали рассматриваться языковые, религиозные, этнические или расовые, имущественные и прочие социальные и политические атрибуты. Возможно, не случайно, что те социумы, в которых статус поведенческого модуса взаимопомощи и коллективизма высок – восточнославянские, семитские, японские, китайские имеют ясно выраженную склонность к развитию различных форм ксенофобии. В период социальных и политических кризисов такие проявления дегуманизации внутригрупповых и межгрупповых отношений резко обостряются и углубляются (антисемитизм в гитлеровской Германии, ненависть к «буржуям» в охваченной революцией России и бывшем СССР, пропагандистские образы жестокого и бесчеловечного врага во время военных столкновений и т.д.). В американской ментальности безусловной доминантой является примат индивидуальной свободы над интересами социальной общности. Но и здесь установка на противопоставление «свой–чужой» сохраняется, поскольку сохраняется сама структурированность человечества на отдельные социальные общности. При этом как агрессивное, так и альтруистическое поведение в человеческом опыте выходит за рамки биологической целесообразности, становится инадаптивным с точки зрения выживания носителей определенных генов и генотипов. Свое крайнее выражение эта тенденция достигает в ходе военных действий. В докладе на научной конференции «Четвертая мировая война» (Москва, ноябрь 2005 г.) российский исследователь О.А.Гильбурд вслед за И.Эйбл-Эйбейсфейдом [Eibl-Eibesfeldt, 1989] справедливо указывает на социокультурную природу войны, не связанную непосредственно с генетически детерминируемой агрессивностью. Участники военного конфликта не только подвергают опасности свою жизнь ради «национальных интересов», выживания неродственных индивидуумов, но и не получают преимуществ в распространении собственных генов в популяции. В тоже время социально детерминируемые действия основываются на сформировавшихся в ходе биологической эволюции генетически программируемых поведенческих модусах. В частности в случае военных конфликтов их форма канализуется биологическими предрасположенностями: — 124 —
|