Голос и феномен

Подлинно феноменологические факты, которым Гуссерль отдает предпочтение, побуждают его постулировать абсолютную неоднород­ность восприятия или первичной презентации (Gegenw?rtigung Pr?sen­tation) и репрезентации или репрезентативной репродукции, переводи­мой так же, как репрезентификация (Vergegenw?rtigung). В этом смыс­ле память, образы и знаки являются репрезентациями. Собственно го­воря, не Гуссерль привел к признанию этой неоднородности, так как она является тем, что конституирует саму возможность феноменологии. Ибо феноменология имеет смысл, только если возможна чистая и изначаль­ная презентация, данная в первоистоке. Это различие (к которому мы должны прибавить еще одно различие между полагающей (setzende) репрезентацией, которая ставит в памяти совершенное настоящее, и во­ображаемой репрезентацией (Phantasie-Vergegen-w?rtigung), которая нейтральна в этом отношении), часть фундаментальной и сложной сис­темы, которую мы не можем здесь непосредственно исследовать, явля­ется обязательным инструментом для критики классической психоло­гии, и в частности классической психологии воображения и знака.

Однако можно ли допустить, что необходимость этой критики наи­вной психологии доходит лишь до какой-то определенной точки? Что если бы мы, в конце концов, показали, что тема или важность «чистой презентации», чистого и изначального восприятия, полного и простого присутствия и т. д. делает феноменологию соучастницей классической психологии — действительно конституирует их общие метафизические предпосылки? В подтверждение того, что восприятие не существует или что то, что называется восприятием, не является изначальным, что как-то все «начинается» «репрезентацией» (утверждение, которое возмож­но удержать лишь за счет упразднения этих двух последних понятий: оно означает, что здесь нет никакого «начала» и что «репрезентация», о которой мы говорим, не является модификацией «ре-», которое пора­жает изначальную презентацию) и повторным внесением различия, вплетенного в «знаки» в самом центре того, что является «изначаль­ным», мы не будем отступать от уровня трансцендентальной феномено­логии к «эмпиризму» или к «кантовской» критике утверждения изна­чальной интуиции; здесь мы хотим только указать на единственную и последнюю цель настоящего эссе.