Фрейд

Брейер (с чуть большей властностью). Матильда!

Матильда (говорит очень быстро и по-прежнему злоб­но). Она отняла его у меня! Ему со мной скучно, он думает только о ней. Мы больше никогда не бываем одни, между нами стоит эта девка. Постоянно! Всегда!

Этот взрыв ярости преобразил Матильду: она выглядит постаревшей, а главное, ее изящество уступило место почти пошлой грубости. Она говорит, даже сама не сознавая что, и, несмотря на свои вполне реальные страдания, ее преувеличенные суждения имеют налет ко­мизма.

Матильда. Но я тебя предупреждаю, Йозеф, ты ничего от меня не добьешься. Ни развода, ни раздела имущества. Для этого придется меня просто-напросто убить, и я спрашиваю, не к этому ли ты придешь в конце концов! Вы свидетель, Фрейд, вы слышите меня: ваш друг кончит тем, что убьет меня!

Брейер изумлен тем, что открыл ревность Матильды. Пока она гово­рит, он смотрит на нее так, словно видит впервые. Она тоже смотрит на него, багровая от гнева. Фрейд пользуется этим мгновением молчания, во время которого ни Брейер, ни Матильда не обращают на него внимания, чтобы попытаться ускользнуть "на анг­лийский манер", незаметно.

Он осторожно отодвигает свой стул, тихо встает и делает шаг к двери. Но Брейер, который вновь обрел уверенность, припечатывает его на месте грозным окриком.

Брейер. Фрейд! (И снова весьма любезно.) Прошу вас, сядьте на свое место. (Строго глядя на Матильду.) Я сожа­лею, что Матильда сочла нужным разыграть перед вами этот тягостный спектакль.

Фрейд (крайне смущенный, возвращается, но стоит по­зади своего стула). Это я сожалею... Брейер. Оставьте! Я хотел бы не посвящать вас в эту исто­рию, но, поскольку теперь вы в нее вмешались, вы должны остаться, чтобы выслушать мои объяснения.

Матильда обессилена приступом своей ярости. Теперь она, сгорая от стыда, неловкости, с каким-то мрачным и апатичным видом устави­лась на свою чашку.

Брейер. Я даже не подозревал о ревности Матильды. Если бы только она сказала мне об этом... (Обращаясь к Матиль­де.) Ты все-таки дочь врача. Тебе следовало бы знать, что чувствуем мы, врачи, когда природа предоставляет нам воз­можность изучить какой-либо из ряда вон выходящий случай.

Он говорит с достоинством и искренностью. Его недовольство скрыто слишком глубоко, чтобы его можно было ощутить.

Брейер (смеется). Ревнивица! Бедняжка моя дорогая, если б ты знала...

Матильде — несмотря на эти его слова — стыдно, что она обнаружила свои чувства. Сейчас она в униженном положении лишь потому, что совершила, как сказала бы в те времена хозяйка дома, "серьезную ошибку".