|
Не думаю, что стоит ставить вопрос о выборе между дружбой и страстью, потому что вторая всегда тяготеет к первой. Именно так и происходит в супружестве и вообще в семейных отношениях («Семья зиждется на дружбе», – утверждает Аристотель), если, конечно, это счастливый брак или счастливая семья. Не думаю также, что следует противопоставлять дружбу и желание, потому что ничто не мешает нам относиться к другу (подруге) как к объекту желания, ибо дружба, как говорит тот же Аристотель, «сама по себе желательна». Но ни страсть, ни желание не являются обязательными предпосылками дружбы, так же как ни то ни другое не может служить для нее достаточным основанием. С этой ролью справляется только любовь. Сущность дружбы, даже взаимной, говорится в «Никомаховой этике», «не в том, чтобы быть любимым, а в том, чтобы любить». Вот почему «любовь есть добродетель дружбы». Дружба – одновременно и потребность и благодать; и удовольствие и акт; и добродетель и счастье. Что может быть лучше? Дружба не сводится к такой любви, которая только берет (eros) или только отдает (agape) . Это любовь, приносящая радость, разделенная любовь. Дуализм (Dualisme)Учение, видящее основу существования в двух не сводимых друг к другу началах, главным образом – в двух различных субстанциях, которыми являются материя и дух. Дуализм противостоит монизму. В частности, принцип дуализма применим к человеку, точнее говоря, к концепции человека. Быть дуалистом значит утверждать, что душа и тело суть две разные вещи, способные, во всяком случае теоретически, существовать отдельно одна от другой. Именно так полагал Декарт, по мнению которого тело так же не способно мыслить, как душа не способна к протяженности, из чего вытекает (поскольку тело протяженно, а душа мыслит), что одно действительно принципиально отлично от другого. Этой точке зрения обычно противостоит другая, утверждающая, что тело и душа не только не разъединены, как считал Декарт, но, напротив, находятся в тесном взаимодействии, что подтверждает наш общий опыт, а сегодня – еще и достижения так называемой психосоматической медицины. Подобные рассуждения, прямо скажем глупые, основаны на полном непонимании мысли Декарта и попытке выдвинуть в качестве возражения мыслителю именно ту идею, которую он сам не уставал повторять и которая доказывает его правоту: «Я не просто пребываю в своем теле, как кормчий на корабле; я связан с ним самым тесным образом, переплетен и перемешан с ним настолько полно, словно составляю с ним единое целое» («Размышления», VI). О том, что тело воздействует на душу, а душа на тело, иначе говоря, что обе субстанции, составляющие человека, связаны неразрывным единством, красноречиво свидетельствует любой наш поступок, любая переживаемая нами страсть и любая испытываемая нами боль. Но этот факт не только не опровергает дуализм, напротив, он служит его подтверждением: ведь для того, чтобы взаимодействовать, душа и тело должны представлять собой две разные сущности. Вот почему глупость упрека, выдвигаемого Декарту, является также глубоким свидетельством недопонимания механизма психосоматизма, который оппоненты философа и пытаются использовать в качестве аргумента в споре с ним. Душа может воздействовать на тело, а тело на душу только в том случае, если душа и тело суть две разные вещи, следовательно, психосоматизм не только не опровергает дуализм, но, напротив, подразумевает его. Если же душа и тело суть одна и та же вещь, как учит Спиноза и как считаю я, само понятие психосоматического явления становится бессмысленным – с равным успехом его можно назвать психопсихическим или сомасоматическим, т. е. использовать в качестве термина ничего не значащие слова. Так что хоронить дуализм пока рано. — 133 —
|