Так как аналитическая проработка правового материала в принципе, по своей основе, не идет дальше формальнологических операций, то она сама по себе — обратим внимание на этот момент — не включает какого-либо философского осмысления явлений правовой действительности. По сути вещей, здесь более всего уместна постановка вопроса о философских предпосылках аналитической проработки материала, и прежде всего о ближайшей из таких предпосылок — представлениях о "форме" и "содержании" и о возможности самостоятельного, самодостаточного, независимого от "содержания" аналитического изучения явлений, относящихся к "форме" (к их числу и принадлежат явления, охватываемые понятием "догма права"). Только Последнее время в науке отмечено тем, что в область юридического позитивизма проникают достижения смыслового, семантического анализа, осуществляемого одним из ответвлений современной философии — герменевтикой (прежде всего герменевтикой в области этики и политики)[46]. Известная отдаленность догмы права от философии, ничуть не умаляет значения классической (аналитической догматической) юриспруденции. По своему содержанию и значимости в жизни общества она представляет собой один из существенных элементов человеческой культуры. Это важно отметить еще и потому, что отмеченные ранее свойства права (прежде всего его всеобщая нормативность, а также определенность по содержанию, государственная гарантированность) на практике существуют в догме права, в реальной правовой материи. Из этого помимо всего прочего следует, что характерная для позитивного права формализация критериев, мер, "измерителей" индивидуальной свободы, когда обретение субъектами индивидуальной свободы происходит при помощи всеобщего и формализованного масштаба, имеет определяющее значение для объективизации права, формирования его "тела" — того, что образует правовую материю[47]. Аналитическая юриспруденция достигла весьма высокого уровня развития в Древнем Риме и предстала на долгие века перед всем миром в виде классических классификаций, формул, сентенций и соответствующей им лексики, глубоко и всесторонне повлиявших на последующий правовой прогресс. Хотелось бы при этом обратить внимание на то, что вовсе не случайно достижения древнеримской юриспруденции были позже охарактеризованы знатоками римского права как явления "писаного разума". Действительно, лучшие образцы древнеримской юриспруденции были не столько продуктом согласований и коллективной технико-юридической отработки текстов документов (что присуще законодательным установлениям, когда во имя общего согласия сглаживается или вовсе теряется оригинальная и сильная мысль), сколько результатом индивидуального творчества великих римских юристов: преторов, судей, знатоков юриспруденции — носителей особого права — jus respondendi. — 31 —
|