Философия права

И положение дел с Гражданским кодексом было тут же исправлено.

Каким образом? Внесением корректив в текст проек­та — таких, как установление в первой же статье зависи­мости самой возможности защиты гражданских прав от их социального назначения? Или записью о кабальных сдел­ках, других коррективах? Нет. Самое главное, что в проек­те кодекса не оказалось ничего такого, что бы препятствовало вмешательству государственной власти в "частные сдел­ки", "отмене" неугодных власти договоров, признанию не­действительными неугодных власти отношений собствен­ности. Словом, не было ничего юридически значимого, что обеспечивало и гарантировало бы через действующее гра­жданское законодательство саму основу свободной рыноч­ной экономики и гражданского общества, — не было частно­го права.

Сверх того, рядом жестких, безапелляционно-катего­рических высказываний вождь пролетарской революции Ленин придал такой направленности советских граждан­ских законов повышенное, принципиальное значение ("мы ничего... частного не признаем", "обеспечить вмешатель­ство правительства...", "отменять сделки..."). И вот в результате всего этого перед нами появился невообрази­мый юридический феномен — бессильный правовой инвалид - Гражданский кодекс, который не является сводом частного права.

Впрочем, в самой догматике гражданско-правовых институтов, их юридических механизмах и инструментарии, относящихся к правомочиям собственника, договорным отношениям, некоторым односторонним сделкам, какие-то частноправовые начала — пусть и в скрытом виде, изло­женные "юридико-эзоповским" языком — все же наличе­ствовали в советских кодексах. Потом они, особенно в юридической литературе, сводились к идейно-политически нейтральным категориям: "юридическое равенство субъектов', "диспозитивность".

Но как бы то ни было, гражданское законодательство, лишенное своей души — частного права, — это право не просто бессильное, ущербное; с позиций высокой юридической материи и ценностей это право — униженное, "гонимое".

Таким — бессильным, ущербным — оно и оказалось в практической жизни. Сфера его реального действия была до чрезвычайности узкой, оно не только не сыграло — и не могло сыграть — какой-либо роли в становлении гражданского общества, но и в практической юриспруденции, при регулировании конкретных ситуаций, относящихся к конфликтам в области собственности, договорных обязательств, действие его ограничивалось главным образом бытовой сферой.