|
Аналогичные сюжеты мы находим и в христианской аскетике. Так, по выражению св. Василия Великого, "Бог стал человеком, чтобы человек стал богом". И в этом случае путь к этому лежит через "отказ от поедания яблока", что символизирует погруженность в обыденную жизнь, наслаждение земными удовольствиями и т.д. К трем определениям человека – человек как божество, человек как процесс и человек как биоавтомат -- можно подойти с двух различных позиций. Эти позиции можно определить как "минимальный гуманизм" и "максимальный гуманизм". Максимальный гуманизмМаксимальный гуманизм представляет собой модель, утверждающую, что два крайних полюса антропологической картины – богочеловек и человек-зверомашина -- обладают автономным бытием, являются подлинными реальностями, а промежуточная сфера – человек как процесс -- является обусловленной этими реальными полюсами функцией. Максимальный гуманизм исходит из допущения, что сначала существуют пределы, потом центр, то есть, что крайние антропологические полюса обладают самодостаточной реальностью. Есть божество и это факт, есть биомеханизм и – это тоже факт. Бытие божества в человеке потенциально. Бытие зверо-механизма – актуально. И потенциальное и актуальное в человеке в равной степени есть, а все что находится между этими полюсами, черпает бытие из них. У человека как такового нет собственной онтологии, эта онтология заимствована либо у "сверхчеловека", либо у "недочеловека". Максимальный гуманизм исходит из того, что человек как процесс полностью зависит от диалектики влияний "светового начала" сверху и зверо-машины снизу, а, следовательно, является сложным уравнением, в котором динамично, напряженно, рискованно участвуют две основные реальности. Ф. М. Достоевский в романе "Братья Карамазовы" устами Мити Карамазова говорит так: "Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы -- сердца людей". Это емкое определение максимального гуманизма в христианском выражении. Человек предстает как поле борьбы двух начал. В антропологической модели максимального гуманизма человек представляется полем драматического контакта двух внечеловеческих сил -- божественной и звериномеханической -- и рассматривается как производное от этих двух элементов. Русский философ Аскольдов в статье "Религиозный смысл русской революции" (сборник "Из глубины" применяет к русскому человеку следующую модель. -- Аскольдов пишет: "Русская душа, как и всякая, трехсоставна и имеет своеобразное сочетание своих трех основных частей. В составе же всякой души есть начало священное, специфически человеческое и звериное. Быть может, наибольшее своеобразие русской души заключается, на наш взгляд, в том, что среднее специфически человеческое начало является в ней несоразмерно слабее по сравнению с национальной психологией других народов. В русском человеке, как типе, наиболее сильными являются начала святое и звериное. Это своеобразный душевный симбиоз может показаться странным. Однако, на наш взгляд, именно такое сочетание является наиболее естественным. Ангельская природа, поскольку она мыслится прошедшей мимо познания добра и зла и сохранившей в себе первобытную невинность, во многом гораздо ближе и родственнее природе зверя, чем человека."3 — 44 —
|