С другой стороны, либеральная парадигма ищет или новых оппонентов (к примеру, "международный терроризм", "исламский фундаментализм" и т.д.) с новыми, подчас искусственно воссозданными, альтернативными мифологемами, или начинает внутреннее дробление по собственной границе – европейский либерализм, американский либерализм, азиатский либерализм и т.д. Это процессы, протекающие в либеральной мысли, представляют собой значительный интерес для философии политики: как всякий структурный кризис, он чреват неожиданными политическими последствиями. Но адекватно истолковать происходящее без учета других альтернативных парадигмальных структур просто невозможно, и поэтому философия политики как "специальность" сегодня не менее актуальна и значима, чем ранее. Власть и языкСтруктурно-лингвистический анализ в применении к философии политики наглядно демонстрирует свою наглядную адекватность при разборе явления власти. Властные отношения интересовали политическую мысль всегда, поскольку власть является одним из основных, базовых определений Политического. Структуралистский анализ власти начинается со следующей аксиомы: властные отношения закреплены в языке. Любое предложение, любая грамматическая конструкция, в конечном счете, любой язык есть не что иное, как структурализация властных отношений. Грамматическое предложение есть само по себе образ власти. В нем всегда существует подлежащее, которое является неизменным и главным, выполняет функцию "суверена", "властной инстанции" (отсюда "именительный падеж" в тех языках, где существует склонение). В полноценном предложении наличествует сказуемое, которое представляет собой действие, исходящее из этого "суверенного" подлежащего или его состояние. Кроме того, имеются "подданные" (или объекты), на которых подлежащее оказывает свое воздействие – дополнения. Таким образом, любое высказывание представляет собой организацию иерархических отношений, следовательно, в каждом предложении, которое мы произносим, мы воссоздаем, утверждаем, закрепляем и структурируем властные функции. Соответственно, стихия власти и стихия языка – это функционально однопорядковые явления. Власть не только осуществляет себя через язык (приказания и распоряжения отдаются с помощью языка), но и организует сам язык, предопределяет его структуру, запечатлевает себя в нем. Власть имеет самое тесное отношение к парадигме языка, живо соучаствует в ней. Когда человек пересекает границу сферы индивидуального и входит в сферу общественного, он попадает одновременно в пространство языка и в пространство иерархических (властных) отношений. Но так как человек рождается и воспитывается в семье и с рожденья вовлечен в языковую среду, то фактически эта граница весьма условна: самое представление об индивидуальном, которое было бы полностью независимо от общественного, является рациональной абстракцией, не имеющей никакого опытного подтверждения: "человек говорящий" уже есть ipso facto "человек политический". Учась произносить первые слова и фразы, ребенок включается в структуры власти: в каждом правильно составленном и верно понятом, расшифрованном предложении заложен сценарий управления, подчинения, иерархии, неравенства. — 348 —
|