|
Блаженный Августин противопоставляет "земной град" -- включающий в себя материальную, социально-политическую организацию – "небесному граду", т.е. собственно Церкви. Так складывается теория о том, что создателем первого государства был Каин, а над "земным градом" тяготеет рок первородного греха. Ему противопоставляется "град Божий", т.е. Церковь, понятая скорее как институт, как совокупность клира (жречества). Между двумя градами идет непрерывная война, предопределенная качественно их антагонистической природой. Христианская история и политическая реальность исторического христианства суть выражение битвы "двух градов". В такой концепции мы имеем дело с последовательной десакрализацией мира, с разделением того синтеза между "градами", на котором основана православная византийская симфоническая модель. Симфония здесь разделена, и ее основные составляющие противопоставлены друг другу. Западная патристика, крупнейшим авторитетом которой наряду с бл.Августином был Тертуллиан, постепенно извлекала из начал, заложенных учением блаженного Августина, все логические выводы, основывая на них преобладающую в христианской Европе католическую модель богословия, где разделение Церкви как института, с одной стороны, и государства, как "града земного", с другой, было проведено строго и последовательно. Вместе с тем сами тексты писаний блаженного Августина в православном контексте истолковывались несколько иначе. Учение о "двух градах" воспринималось скорее как аскетическая метафора, как фиксация монашеского отшельнического духовного опыта, а не как религиозно-политическая доктрина. Это учение следовало прикладывать к личной духовной практике, а не к социально-политическому целому. И в таком случае, оно оставалось вполне в рамках догматической и политической ортодоксии. Многие восточные отцы церкви описывали оппозицию между земным и небесным в таких же, а подчас и в более жестких, терминах, но православие помещало эти темы в контекст аскетики, в социально-политической области придерживаясь иного – симфонического подхода. В случае монаха, вынесенного в определенном смысле за скобки православной политической модели, основанной на гармоничном сотрудничестве духовного и мирского в деле всеобщего спасения, оппозиция "градов" приобретает драматический, напряженный характер. Это, на самом деле, битва и битва жестокая. Отсюда цепи метафор и образов. Но как только те же монахи выходили за пределы, очерченные нормативами аскетики, они, как правило, поддерживали и укрепляли общепринятое в православии учение о "тысячелетнем царстве", где между "градами" оппозиция не то, чтобы преодолена, но отложена, корень зла – "дьявол" -- укрощен, закован в цепи, и Церковь торжествует над миром в преображенном пространстве империи*. — 214 —
|