|
В самом деле, проходит какое‑то время и в мякоть моей ноги впиваются ее острые зубы; нет‑нет, это совсем не злость, хотя нотка раздражения здесь все же звучит, просто для того, чтобы тебя наконец поняли, иногда нужно прибегнуть и к сильнодействующим средствам. Так опытная наездница пускает в ход стек отнюдь не потому, что вдруг теряет душевное равновесие, здесь другое – желание взбодрить свою лошадь, помочь ей сконцентрировать свои силы на их общей цели. Впрочем, кошка и сейчас до конца контролирует все свои действия, и, сохраняя полное расположение ко мне, соблюдает всегда присущий ей такт, мягкую интеллигентность и сдержанное благородное достоинство, – ведь даже в этой резкости острых педагогических форм она никогда не выпустит свои когти. Эта деликатность, это чувство меры, это благородство натуры всякий раз подкупают меня, и, разумеется, я сдаюсь. Сопровождая каждый мой шаг, она по очереди кусает мои ноги, но по мере приближения к заветному порогу ее поведение начинает меняться, хватка ее лап становится все более мягкой, зубы – раз за разом теряют свою остроту. И вот, победно воздев над собою свой торжествующий хвост, она, опережая меня, танцующей победной иноходью вступает на кухню. Кухня – это территория самой нежной любви, здесь, за ее порогом, мгновенно меняется все, и сейчас кошка будет трогательно тереться о мои только что терзаемые ею ноги и мурлыкать (самой ли себе, мне – кто ее знает?): «голени его – мраморные столбы, поставленные на золотых подножиях; вид его подобен Ливану; величествен, как кедры…» Если все это не знаковые посылы, не какие‑то указания, инструкции мне, то что это?.. Конечно, можно без конца спорить и здесь, можно до хрипоты доказывать, что во всем этом нет и тени осмысленности и целенаправленности – одни только голые рефлексы лишенного даже зачатков сознания животного. Но все же вдумаемся, так ли механистичны и ненаправленны действия существа, смышленость которого никем и никогда за все тысячелетия симбиотического содружества не подвергалась сомнению? В одном из диалогов древнегреческого философа Платона, воплощение самой мудрости, Сократ с помощью искусно поставленных вопросов подталкивает никогда не занимавшегося наукой молодого раба к самостоятельному выводу сложнейшей для того времени геометрической теоремы. Ни один из этих вопросов не содержит в себе прямого указания на результат, но, несмотря на это, раб приходит к заключению о том, что площадь квадрата, построенного на гипотенузе равнобедренного прямоугольного треугольника, вдвое больше квадрата, построенного на любом из его катетов. — 87 —
|