Какой уют это изнеженное привыкшее к комфорту существо может найти там, где нет ни мягких подушек, ни даже достаточного места для ее нее? Ведь вся поверхность телевизора заставлена какими‑то часами, вазочками, фаянсовыми безделушками, и ей приходится долго подбирать под себя все выступающие части своего тела, чтобы не нарушить тот беспорядок, который царит там. Моя питомица, как и всякая домашняя кошка вообще, очень аккуратна, и ей вполне можно довериться: если ее не вспугнуть, ничто стоящее на телевизоре не будет даже сдвинуто с места. Происходящее на экране ее, конечно же, не занимает, да сверху и не видно никакого изображения (впрочем, телевизор кошки вообще смотреть не могут, говорят, зрение у них устроено таким образом, что для нормального просмотра кино им нужно крутить со скоростью 100 кадров в секунду). Своими задумчиво прижмуренными глазами кошка смотрит куда‑то в пространство, но сказать, что сейчас она – «сама по себе» и это медитативное созерцание неких туманных далей означает погружение во что‑то отстраненное, далекое всему тому, что вершится вокруг нее, было бы неправильно. На самом деле она – с нами, она активно разделяет тот живой интерес, который сейчас все мы проявляем к этому во многом загадочному для нее ящику. Собственно, это и есть, наверное, единственно доступная ей сейчас форма единения с нами: кошка прекрасно понимает, что именно телевизор – причина нашего дружного собрания и самое средоточие внимания ее приемной семьи. Для нее не секрет, что сейчас все мы без остатка заняты только им; вот, разделяя именно этот‑то общий настрой, она и карабкается на него. Она целиком – с головой и с хвостом – стремится окунуться в ту теплую атмосферу, которая в эту минуту создается в доме, но погрузиться в нее можно только одним способом – включиться в понятный лишь посвященному ритуал, который все мы вместе исполняем вокруг нашего голубого экрана. Иная анатомия, иная психика, наконец, какая‑то своя культура диктуют этому маленькому зверьку отличные от наших формы общения с предметами, окружающими наш общий с ним семейный быт. Иногда это способно привести и к взаимному непониманию: кошке не во всем доступен смысл наших действий, нам – непонятно содержание ее ответа на них. Вот и сейчас кошка не может до конца разобраться, чем именно сумел увлечь всех нас этот неуютный громкоговорящий ящик, но из присущей ей деликатности не выказывает нам свой скепсис; напротив, она медленно и осторожно, чтобы ничего не смахнуть на пол, опускает прямо поперек экрана свой хвост и, чтобы подчеркнуть значение этого выразительного жеста, время от времени игриво взмахивает самым его кончиком. Вот здесь‑то и можно подумать, что ею проявляется некая ревность примадонны, капризное желание переключить общее внимание близких на себя, но в действительности это совсем не так (вернее сказать, не совсем так, ибо такое желание не покидает ее вообще никогда). Здесь нечто более серьезное и глубокое, здесь – знак, подаваемый ею всем нам: «Я – с вами! Мы – вместе, мы – одна семья». — 112 —
|