|
На этих примерах можно видеть, чего стоят расхожие формулировки относительно "роли воспоминаний в восприятии". Даже те, кто далек от эмпиризма, говорят о "вкладе памяти".1 Твердят, что "воспринимать - значит вспоминать". Доказывают, что при чтении текста быстрота движения глаз сказывается на том, что во впечатлениях, откладывающихся на сетчатке, появляются пропуски, что, следовательно, чувственные данные должны быть дополнены проекцией воспоминаний.2 Пейзаж или газета, которые мы видим вверх ногами, дают нам якобы самое настоящее видение, ибо пейзаж или газета, увиденные нормально, кажутся более ясными лишь потому, что к видению добавляются воспоминания. "В силу необычного расположения впечатлений прекращается воздействие психических факторов".3 Не возникает вопрос, почему же иначе расположенные 1 Brunschvicg. L'Experience humaine et la Causalite physique. Paris, 1922. P. 466. 2 Bergson. L'Energie spirituelle. Paris, 1919. (L'Effort intellectuel, p. 184, к примеру). 3 Ср., например: Ebbinghaus, Abriss der Psychologie. Berlin, Leipzig, 1932. S. 104-105. 44 впечатления препятствуют прочтению газеты или узнаванию пейзажа. Для того, чтобы дополнить восприятие, воспоминания сами нуждаются в том, чтобы картина данного сделала их возможными. Еще до всякого вклада памяти видимое должно организоваться в настоящем таким образом, чтобы передо мной было зрелище, в котором я встретился бы с моими предыдущими опытами. Таким образом, обращение к воспоминаниям предполагает то, что вроде бы предстояло объяснить: оформление данного, облечение смыслом чувственного хаоса. В тот самый момент, когда наплыв воспоминаний становится возможным, он становится и излишним, поскольку работа, которую мы от него ожидали, уже сделана. То же самое можно было бы сказать о "цвете, вызванном воспоминанием" (Gedachtnisfarbe), который, как полагают иные психологи, замещает, в конце концов, настоящий цвет объектов, которые мы видим, таким образом, "через очки" памяти.1 Но вопрос в том, что же в настоящем пробуждает "цвет памяти"? Он всплывает всякий раз, как говорит Геринг, когда мы вновь видим знакомый нам объект "или же нам кажется, что мы его вновь видим". Но почему же нам так думается? Что в наличном восприятии говорит нам о том, что речь идет об известном нам объекте, ведь свойства его, как следует предположить, изменились? Если допустить, что узнавание формы или величины объекта влечет за собой узнавание его цвета, мы попадаем в замкнутый круг, поскольку кажущиеся величина и форма тоже ведь изменились, и узнавание не может быть следствием пробуждения воспоминаний, но, напротив, должно ему предшествовать. Стало быть, оно не идет от прошлого к настоящему, и "проекция воспоминаний" есть не что иное, как неудачная метафора, за которой скрывается более глубокое и уже свершившееся узнавание. В точности так же иллюзия корректора не может быть истолкована как сплетение нескольких по-настоящему прочитанных элементов с воспоминаниями, которые якобы так тесно смешиваются с первыми, что одни не отличить от других. Как возможен наплыв воспоминаний, если им не управляет какой-то аспект воспринимаемой данности? Но если он управляем, то чему он служит, ибо еще не прикоснувшись к сокровищнице памяти, слово обладает уже и структурой, и определенностью? Очевидно, что анализ иллюзий сильнее всего содействовал престижу идеи о "проекции воспоминаний", общий ход рассуждения был, наверное, — 26 —
|