Отцовство. Роман-дневник

X. Дедушки и бабушки

Разница в возрасте нас с дедушкой не разделяла, а сплачивала – минуя родителей. Вместе мы коротали долгое, сладко-тягучее время детства и старости…

1

Сначала дети больше нуждаются в родителях, привязаны к ним потребностью каждой минуты – а потом, когда освобождаются от этой зависимости, родители зависят от них все сильнее. Маленькие дети хотят постоянно быть с родителями, у которых – свои дела. Старенькие родители хотят быть с детьми, у которых тоже свои дела. Между родителями и детьми – взаимная любовь, расщепленная во времени на две невзаимности, на две эпохи: когда дети остаются, а родители их оставляют – и когда остаются родители, а оставляют их дети.

Но симметрия эта чудесным образом восстанавливается в отношении внуков и дедушек-бабушек. Те и другие – остаются и хотят быть друг с другом. Между внуками и их прародителями – такая же равновозрастная гармония, как между молодыми влюбленными. Ведь возраст – это, в сущности, срок, отделяющий от небытия, и между одним годом и восьмью десятками нет большой разницы.

Достаточно только побыть несколько минут при встрече внуков с бабушками и дедушками, при их играх и развлечениях, чтобы почувствовать, какая возможна на свете безмятежная радость. Идиллия вступает в свои права – ничего не опошляя и не упрощая, ибо есть возрасты и отношения, достойные идиллии, – не все же нам гореть и бороться, презирая покой. Это людям в физическом расцвете и возмужании нужна борьба, чтобы хоть что-то в них дрогнуло, отозвалось, куда-то устремилось. Когда же само время постепенно уводит их из этой жизни, опрозрачнивает, делает хрупкими, тогда прекрасен именно покой, обретаемый в этом неумолимом уходе. Это ведь счастье не где-нибудь, а на границе с небытием. Эти идиллии начала и конца не менее крылаты и вдохновенны, чем трагедии середины жизни.

Я очень люблю, когда к нам приходят родители или мы отправляемся к ним в гости, – последнее даже лучше, потому что там Оля встречается со своей прабабушкой Ольгой Степановной. Так сильно их взаимное притяжение и поглощенность, что я чувствую себя лишним – как будто очутился в доме молодоженов, которые заняты только собой, а мне остается не мешать им. Слоняюсь по комнатам, читаю вполинтереса старые книги и новые газеты. И Оля в такие часы почти что равнодушна ко мне, едва замечает и не отзывается. За то, что я бываю к ней строже, чем дедушка и бабушки, мне здесь воздается сполна.

Но хотя на меня никто не обращает внимания, я люблю здесь бывать: через меня протекает счастье рода, замкнувшегося своими началами и концами. Как середина, я пуст и незначащ, мне остается лишь участь промежуточного звена, без которого не могла бы состояться встреча. Но нигде Олю не любят так, как здесь, и нигде я так не оправдан самим существованием своим – ведь ее бы не было без меня. В этом доме, бродя без дела, я блаженнее, чем где-либо, – и никто не дает этого почувствовать с такой силой, как бабушки и дедушки. Другие люди от меня чего-то ждут, я могу не успеть, не выполнить, не достичь – но здесь я уже достиг всего, чего мог: жизни новой и совершенной, не дающей нам всем умереть.