Конечно, нельзя не видеть, что отношения между братьями, как правило, прохладнее и суше, чем между родителями и детьми, именно потому, что лишены той однозначности, внутри которой легче достигнуть совершенства. Доступнее держаться чего-то одного, учительства или ученичества, чем восполнять его противоположным, уравновешивая в себе крайности. И особенно извращается понятие братства, когда кто-то из братьев, чаще старший, присваивает себе статус отца и перестает быть сыном брату своему, требуя почитания и послушания, но не воздавая ему таким же исполнением сыновнего долга. Сущность братства – именно в том, чтобы отеческое не переходило в диктат, а ребячье – в каприз, чтобы, исправляя взаимную односторонность, они создавали целостность в человеке. 3Вот откуда у меня ощущение небывалого: отцом я становлюсь вторично, а ты сестрой – впервые. Я радуюсь какому-то еще большему приобретению, чем просто предстоящему рождению второго ребенка, – ведь теперь и для тебя рождается новый мир, в котором ты – сестра. Не в ком-то еще неведомом, а в тебе самой я ощущаю загадку новообретаемого родства. Ты – чья-то сестра, и значит – уже чья-то любовь и привязанность, игра и беседа. Как это верно сказалось у Пастернака: «Сестра моя – жизнь». Жизнь как целое – всегда сестра, в большей степени, чем мать или жена. Мать покидает нас в середине жизненного пути; жена присоединяется на той же середине, раньше или позже. Отсюда разобщенность – либо во второй, либо в первой половине жизни. Но с жизнью, как с сестрой, не может быть разлуки. С начала и до конца она верная спутница всем живущим – с ней приходишь на свет и с ней, состарившейся, уходишь в могилу. Если люди на земле – братья, то жизнь – их старшая сестра, любимая дочь-первенец, родившаяся прежде всех других земных созданий, поставленная Отцом во главу творения. Жизнь – «премудрость Божья», которая, по словам притчей Соломоновых, веселится на земном кругу Его, и радость ее – с сынами человеческими (см.: Притч. 8: 31). Вот что радостно – долгота пути, который вместе с тобой, как с сестрой, пройдет будущее дитя; вся полнота его земного срока может вместиться в твое сестринство. Ровно теплится на всю жизнь эта изошедшая из общего чрева теплота. 4Теперь я лучше понимаю тот страх перед вторым ребенком, которым вначале обозначилась моя тоска по нему. Весной, когда дочери пошел девятый месяц, я вдруг начал думать о нем, представлять его, но боялся себе в этом признаться и не мог даже представить, что появится кто-то, с кем я делил бы свою любовь к дочери. — 115 —
|