|
Да и в союзе полов он обязан видеть такую же милость женщины, за которую нужно расплачиваться всю жизнь. Другими словами, сегодня мы имеем дело уже не с зарождением, но с кристаллизацией в жестких застывающих формах новой культурной традиции, согласно которой он должен заработать саму возможность реализовать свое природное назначение, в то время как его спутнице эта возможность открывается уже фактом ее рождения. Женщине предоставляется право требовать особого отношения к себе и при этом отвергать любые встречные настояния; все предоставляемое ему — это только снисхождение. Мы помним, что все начиналось с вторжения социума в жизнь патриархальной семьи, в результате чего между ним и индивидом вставал сертифицированный посредник, и последующего становления специализированного института. Мощный импульс процессу разложения европейской семьи сообщает культ прекрасной Дамы. Однако даже пышный ритуал куртуазного служения ей, который складывался в Средние века, ставил в подчиненную роль лишь добивающегося милости женщины,— заключенный брак немедленно расставлял оба пола по своим местам: …довольно болтовни. Скажу я прямо: ваш отец согласен Вас выдать за меня. Сошлись в приданом. Хотите, нет ли, быть уж вам за мною. Я буду мужем, Кет, как раз по вас. <…> Я родился, чтоб укротить вас, Кет[549]. Сегодня же от мужчины требуется и после свадьбы оставаться тем, кем он был в обряде ухаживания — мальчиком-пажом, слугой, рыцарем. Но только не главой создаваемого прежде всего им «дома», не тем, кем ему назначено быть и самой природой, и внутренней органикой социума. Естественно, это не может не порождать конфликт с древнейшим инстинктом вожака и демиурга, каким во все времена был мужчина, не взламывать его гендер. Уже только поэтому навязываемая новым трендом культуры роль исполняется (если вообще исполняется) лишь для сторонних зрителей. Последнее же обстоятельство обильно удобряет почву всех семейных раздоров. Инстинкт отцовства развит у мужчины в точно такой же мере, как и потребность женщины в материнстве. Во всяком случае, несмотря на нередко встречающиеся попытки доказательств обратного, опровергнуть это невозможно. Правда прочная эмоциональная зависимость между отцом и ребенком появляется не сразу по рождении, но только по мере становления между ними развитых форм знаковой коммуникации. Не случайно в старое время до достижения известного возраста дети жили на женской половине дома и практически не общались с отцом. Ранний развод (а большинство семейных союзов рвется именно в первые годы) и увод детей от родителя не оставляет возможности сформировать и укрепить связь между ними. Поэтому врожденный инстинкт отца и семейного законодателя остается так и не реализованным. Неустранимое противоречие между этим инстинктом и той социальной действительностью, которая отводит мужчине вместо главенствующей второстепенную роль, складывается не только в России: в Европе вероятность распада его собственной, как, впрочем, и «среднестатистической», семьи возрастает год от года. — 314 —
|