[12] Сие, кажется, совершенно ясно, и я не могу понять, откуда наши Философы могут вывести все те страсти, которые они приписывают человеку естественному. Исключая единую надобность физическую, каковой сама природа требует, все наши другие надобности не от чего таковы суть, как по привычке, прежде которой они не были надобностями, или по нашим желаниям; но того не желают, чего не в состоянии знать. Из чего следует, что как человек дикий не желает кроме вещей ему известных, не зная кроме тех, которых получение в его власти состоит, или которые получить ему нетрудно, то ничто не может быть спокойнее его души, и ничто столь неограниченно, как его разум. [13] Я нахожу в правлении гражданском Локовом некоторое возражение, которое кажется мне столько знатно, что не можно мне его скрыть. «Понеже конец сообщества между мужеским полом и женским, – говорит сей философ, – не в том едином, чтоб родить, но чтоб продолжать род, то сие сообщество долженствует продолжаться также и после рождения, по меньшей мере до тех пор, как то нужно для пропитания и сохранения рожденных, то есть, до тех пор, как уже они в состоянии будут сами себя снабжать в надобностях своих». Сие правило, которое бесконечная премудрость Создателева устроила над трудами рук своих, видим мы, что и твари, низшие человеку, хранят постоянно и точно. В животных, питающихся травою, сообщество между мужеским полом и женским не далее продолжается, как самое действо их совокупления для того, что как сосцы материны довольны к напитанию рожденных до самых тех пор, как они придут в состояние щипать траву, то самец довольствуется только зарождать, и не вступается после того ни в самку, ни в детей, к пропитанию которых он не может ничем вспомоществовать. Но в рассуждении животных, добычею питающихся оное сообщество продолжается гораздо долее, по причине, что мать, не имея возможности довольно снабдишь себя собственно пищей, и продовольствовать в то ж время детей своих единою своею добычею, которое средство насыщаться есть гораздо труднее и опаснее, нежели питать себя былиам, то помощь самца совсем необходима к содержанию общего их семейства, если так назвать можно, которое до тех пор, как будет в состоянии искать для себя добычи, не может иначе пробавляться, как чрез попечение самца и самки общее. То же примечается и во всех птицах, исключая только некоторых живущих в домах, понеже они находятся в таких местах, где беспрестанное изобилие пищи освобождает самца от попечения питать птенцов своих; ибо усматривается и то в продолжение того времени, как птенцы, находятся в гнездах своих, имеют надобность в пище, самец и самка равно приносят им оную до тех пор, как они в состоянии будут летать и продовольствовать сами себя съедением. // А в сем, по моему мнению, состоит главнейшая, если она не единая причина, для чего мужской пол и женский в роде человеческом обязаны к сообществу должайшему, нежели какое имеют прочие твари. Сия причина есть та, что женщина в состоянии зачать, и обыкновенно бывает опять во чреве, и родить еще младенца, гораздо за долго до того, чтоб прежней был в состоянии обойтись без помощи родителей своих, и продовольствоваться сам собою в надобностях своих. Таким образом, отец будучи обязан иметь попечение о рожденных им, гораздо долговременно также принужден продолжать сожитие брачное с одной супругой, от которой он сих первых имел, и жить совокупно в сем сожитии много долговременнее пред всеми прочими тварями, коих птенцы имеют возможность питаться сами собою прежде, нежели новое рождение последует. Итак, союз между самца и самки прерывается сам собою; оба они находятся в совершенной вольности доколе то время года, которое обыкновенно производит в животных вожделение совокупиться, принудит их избрать новых супружников, а в сем не можно довольно надивиться премудрости Создавшего, который даровав человеку качества способные снабжать себя столько же на будущее как и на настоящее время, восхотел и учредил так, что сожитие человеческое продолжается гораздо долее, нежели союз обоих родов в прочих тварях, дабы чрез сие искусство мужа и жены было паче возбуждаемо, и польза их была бы лучше соединена в том виде, чтоб запасаться для младенцев, и оставить им стяжание, поелику ни что не может быть того предосудительнее дли детей как союз неизвестной и неутвержденной, или весьма легкое и частое разрешение сообщества супружеского. // Любовь к истине, которая меня привела предложить сие прекословие, побуждает меня приобщить к оному некоторые примечания, если не для решения оного, то, по крайней мере, для объявления. // 1. Во-первых, я примечу, что доводы нравоучительные не великую имеют силу в предложений физическом, и что они более служат к объявлению причины действий существующих, нежели к утверждению бытия оных действ. Но таковой есть род доказательств употребленного господином Лаком в том месте, которое я пред сим приложил; ибо, хотя то может быть выгодно роду человеческому, чтоб соединение мужа и жены было всегда пребывающее, но из сего не следует, якобы то так и было устроено природою, а иначе надлежало бы сказать, что она также установила в обществе гражданском художества, торговлю и все, что полагают быть полезным для человека. // 2. Я не ведаю, где Г. Лок нашел, что между животными, питающимися от добычи, сожитие самца и самки продолжается долее, нежели между теми, кои питаются былием, и что они друг другу помогают питать детей своих: ибо не видно того, чтоб пес, кот, медведь или волк, узнавал самку свою лучше нежели конь, баран, бык, олень, или все четвероногие узнают самок своих. Кажется напротив того, что если помощь самца была бы нужна самке к сохранению детей ее, то было бы особливо в таких родах, которые питаются травою для того, что требуется матери к насыщению долгое время, а во все продолжение оного, принуждена она оставлять своих детей, вместо что добыча медведицы или волчихи пожирается в одно мгновение, и она не претерпевая голода, больше имеет времени для напитания детей своих. Сие рассуждение подтверждается примечанием о числе сосцов, и детей в один раз рождающихся. Чем роды плотоядных, и плодами питающихся животных различаются. Не более основания находится и в том, что тоже самое разделение приложено к птицам: ибо кто может увериться, чтоб сообщение между обоих полов было продолжительнее, нежели у коршунов и воронов? Мы имеем два рода домашних птиц, утку и голубя, которые нам подают пример совсем противной системе сего писателя. Голубь, питающейся только зерном, остается с самкой своею, и питает обще своих птенцов, и селезень, которого жадность известна, не знает ни самки и птенцов, и не помогает им ни чем в пище их; также в курицах, который род не менее утки алчен, не видно никогда, чтобы петух заботился о цыплятах. Если в других родах самец разделяет с самкой попечение питать птенцов, то сие для того, что птицы, кои вскоре летать не могут, и коих мать не может питать млеком, гораздо меньше в состоянии обойтись без вспоможения отца, нежели четвероногие, которые довольно сосца матери, по крайней мере, на несколько времени. // 3. Есть много неизвестности о самом главном деле, которое служит основанием всему рассуждению Г. Лока: ибо, чтобы знать, бывает ли обыкновенно в природном состоянии, как он мнит, женщина опять чревата, и приносит ли нового младенца гораздо долго пред тем, как прежней может снабжать сам себя в надобностях, требуется иметь опыты, которых всеконечно Г. Лой не имел, и которых никто не может иметь. Всегдашнее сожитие мужа и жены есть случай столь близкой подвергнуть себя новой беременности, что весьма трудно подумать, чтобы повстречание случайное, или единое только побуждение телесное производило действа столь частые в сущем природном состоянии, как в обществе брачном: которая медленность, может быть, способствовала бы иметь детей гораздо сильнейших, и сверх того могла бы награждена быть способностью зачатия в чреве, продолжаемою на должавшие лета у жен, поелику бы они тем менее употребляли оной в младости. В рассуждении детей есть многие причины думать, что их силы и органы открываются гораздо позже у нас, нежели то бывало в состоянии природном, о котором я говорю. Слабость врожденная, которую они приемлют от сложения родительского попечения, какое имеют пеленать и связывать все их члены, нега, в какой они воспитываются, а может быть и употребление чужого молока, но не родильницына, все противоборствует и препону делает в них первым приращениям природы. Прилежание, которое принуждает их прилагать к премногим вещам, на которые непрестанно устремляют их внимание, не давая между тем никакого упражнения телесным их силам, может еще сделать знатное препятствие в их возрасте, так что, если бы вместо обременения и утруждения тотчас разума их тысячью образами, дали упражняться ее телу их в непрестанном движении, коего кажется от них требует природа, то вероятно, что были бы они гораздо скорее в состоянии ходить, действовать, и запасать себя самих своими надобностями. // Наконец Г. Лок доказывает по самой большей мере, что мужчина может иметь причину, чтоб жить вместе с женою, когда она имеет младенца; но он не доказывает никак, чтобы тот долженствовал к ней привязанность иметь до разрешения ее от бремени в продолжение девяти месяцев ее беременности. Но если женщина сия не нужна человеку чрез все сии девять месяцев, и еще сделалась ему незнакомою, то для чего станет он вспомоществовать после родин? Для чего будет он пособлять ей в воспитании младенца, о котором не знает что он ему принадлежит, которого рождению он ни определял своим рассуждениям, ниже предвидел? Г. Лок явным образом полагает то наперед, о чем еще только вопрошается. Ибо не требуя знать, для чего человек остался бы прилеплен к жене после родин ее, но для чего он прилеплен был бы к ней после зачатия бремени. По удовольствовании вожделения, человек уже не имеет никакой надобности в той женщине, ни она в том мужчине, которой не имеет ни малого попечения, и может быть никакого и понятия о следствиях сего своего действия. Один пойдет в сторону, а другая в другую, и кажется нет вида, чтоб чрез девять месяцев воспамятовали они что между собою некогда погнались, ибо сей род памяти, по которому каждый особливо дает преимущество отменное другому, для детородного действа требует, как я в самом сочинении доказал, больше приращения или повреждения в разуме человеческом, нежели сколько можно в нем того полагать в сем единственно животном состоянии, о котором здесь дело идет. И так иная женщина может удовольствовать новые желания мужчины столько способно как и та, которую он уже познал; и иной мужчина также удовольствует и ту женщину, полагая притом, чтоб она побуждаема была таковым желанием во время своей беременности, о чем не без основания можно сомневаться. Но если ж в состоянии природном женщина не чувствует больше страсти любовной по зачатии младенца, то препона сообществу ее с мужчиной становится еще больше, ибо тогда не имеет она уже надобности ни в том мужчине, Которой ее очреватил, ниже в каком-либо ином: следственно, нет никакой причины искать человеку той же женщины, ни женщине того ж мужчины. И так рассуждения Локовы разрушаются, и вся диалектика сего Философа не избавила его от погрешности, которую Гобесий и другие учинили. Они должны были истолковать действо природного состояния, то есть, такого, в котором люди жили совсем уединенно, и в котором такой то человек не имел ни малой причины жить близ такого то человека, ниже, может быть, все люди, близ таких то людей, что еще хуже, те писатели не вздумали принести себя далее веков общества, то есть, тех времен, в которых люди имеют всегда причину жить совокупно одни с другими, и где такой-то человек имеет часто причину жить возле такого-то мужчины или женщины. — 60 —
|