Все это можно выразить так: в основе внешнего самоопределения человека должна лежать духовная зрелость . Поэтому раб может быть поистине освобожден не внешне, но внутренно, и только внутренно. И если он получит внешнюю свободу преждевременно, то он не сумеет воспользоваться ею до тех пор, пока не освободит себя духовно . Вывести из рабского состояния не значит снять с раба внешние цепи и внешние запреты, но значит помочь ему перестать в них нуждаться . Освободить не значит разнуздать, но значит научить свободному признанию прав и обязанностей . Освобождение есть выход не в беззаконие, но в автономную закономерность. Это означает, что, в сущности говоря, нельзя освободить другого; свободу можно приобрести только самому – в самостоятельном напряженном борении за духовную автономию . Свобода добывается только через самоосвобождение , и притом через предметное самоосвобождение. Человек, не сумевший освободить себя внутренно, не может быть творцом внешней, общественной свободы, но в лучшем случае лишь ее пассивным участником, ибо внешняя свобода в ее истинном смысле есть простое и естественное проявление внутренней свободы. Вот почему мудрый политик, вводя политическую свободу, сообразуется с культурным и духовным уровнем масс: он твердо знает, что духовная зрелость народа неизбежно примет форму политической свободы; тогда как преждевременно захваченная или несвоевременно дарованная свобода может оказаться напрасным и гибельным даром. Итак, самоуправление есть единое начало. Ибо дух всюду, где дышит, вносит одни и те же, присущие ему формы и остается верен себе – как в моральном самообязывании индивидуума, так и в самоопределении частной корпорации и в национально-политической автономии. Жизнь человека невозможна вне правовой формы, но ему подобает воспринимать эту правовую форму самостоятельно: воспринимать предел своей свободы и поддерживать его как необходимую и священную грань своего поведения. Это самообязывание остается для духа основным способом жизни, независимо от того, осуществляется оно в виде императивной нормы или в виде самопочинного договора : ибо, хотя социальная дифференцированность воли в обоих случаях различна – в первом случае правоустанавливающая воля социализирована и выделена, во втором случае она остается двойственною (или множественною) и индивидуальною, – но автономный характер ее может и должен быть соблюден на всех путях. Народ и индивидуум должны дорожить автономностью своего правового состояния. Однако человек дорожит свободою только тогда, когда чувствует в ней живую потребность, а живая потребность в свободе родится только из подлинных предметных глубин духа . Только тот умеет отстоять и сберечь свою свободу, кто, движимый предметной потребностью, сумел добыть и утвердить ее в самостоятельной, дисциплинировавшей его волю борьбе, у кого потребность в свободе была так велика, что он вложил в эту борьбу свой главный жизненный интерес , рискуя своим достоянием, благополучием и, может быть, жизнью. Но рисковать своею жизнью имеет смысл только тогда, если есть на свете предмет, именно потому заслуживающий самоотверженной любви, что он дороже жизни , а такой предмет постигается и добывается только на путях духа . Поэтому истинная автономия доступна лишь тому, кто совершил духовное самоутверждение и утвердил в себе духовное достоинство . Такова связь между первыми двумя аксиомами правосознания. — 227 —
|