Комментарий к роману Чарльза Диккенса

ж) Когда Сэм Уэллер собирается рассказать мистеру Пиквику историю об исчезновении колбасника, который «в припадке временного помешательства опрометчиво превратил себя в сосиски», мистер Пиквик высказывает предположение, что с ним «расправились по способу Берка» (he was burked, гл. 27, XXXI). В конце декабря 1828 г. перед английским судом предстали два ирландца— фамилия одного из них была Берк — по обвинению в том, что они заманивали к себе разных людей, напаивали их и удушали так, чтобы на теле не оставалось никаких следов насилия, затем трупы продавали в анатомический театр. В январе 1829 г. Берк был повешен; толпа требовала, чтобы его «беркировали»; с тех пор этот глагол вошел в английский язык, — сперва он обозначал действия, инкриминированные Берку, а позже укоренился и с другими, фигуральными значениями. Разговор Пиквика и Уэллера происходил в январе 1828 г., когда ни мистер Пиквик, ни Сэм не могли знать глагола «to burke».

з) По пути к «Синему Борову», где 13 февраля 1829 г. состоялось свидание Сэма Уэллера с отцом (гл. 29, XXXIII), Сэм останавливается перед Меншен-Хаусом, чтобы поглазеть на возниц и кондукторов омнибусов, хотя омнибусное движение открылось в Лондоне только 4 июля 1829 г., правда около Меншен-Хауса оно действительно было оживленным, так как находившийся против дворца лорда-мэра Банк был конечным пунктом первой же линии омнибусного движения. По названной причине и дальнейшее остроумное упоминание Сэма об омнибусах (гл. 47, LII) — также анахронизм.

и) Сэм рассказывает мистеру Пиквику об арестанте, который, просидев семнадцать лет во Флитской тюрьме, просится взглянуть на Флитский рынок (гл. XLI), и при этом прибавляет: «Тогда здесь был Флитский рынок». Однако рынок, открытый здесь в 1737 г. после заключения речки Флит в подземные трубы, просуществовал до 1829 г. в неприкосновенном виде. Больше того — сама улица, на которой стояла Флитская тюрьма, до этого года называлась Флит-маркет (Флитский рынок), а не Феррингдон-стрит , как об этом пишет Диккенс. Не могло быть, следовательно, названия тюрьмы: Феррингдонский отель , как величает ее тюремщик Рокер (гл. 37, XLI; ср. ч. 53).

к) К анахронизмам надо отнести также упоминание о «новом патентованном кэбе» (гл. 25, XXVIII; см. ч. 59). В дальнейшем будут отмечены еще некоторые примеры.

ЧАСТЬ 30

Кокни и Сэм Уэллер

Входил ли Сэм Уэллер в первоначальный план Диккенса, и притом входил ли он в таком виде, как мы его знаем, трудно угадать. Во всяком случае, его появление (сравнительно позднее, только в десятой главе, а в роли, решающей для всего повествования, — в главе двенадцатой [в наст. издании — соответственно девятой и одиннадцатой. Ред. ]) отражается не только на стиле изложения, но и на самом плане: Сэм становится если не главным героем пиквикской эпопеи, то все же самым активным. Это один из тех счастливых творческих персонажей, которые задумываются иной раз их авторами в самых общих чертах, но затем в них раскрывается такая внутренняя сила и содержательность, что действие как будто само собою развивается вокруг них, словно по законам какой-то имманентной диалектики. Явно любимец автора, Сэм Уэллер скоро становится любимцем читателей. Но он — трудный объект для изучения и критики. Когда он изображается на фоне пиквикистского мещанства, он парадоксален; когда он изображается на реальном фоне собственной среды — на лакейской вечеринке в Бате, у миссис Бардль, на кухне у мистера Напкинса, — он фантастичен. Но только когда он парадоксален и фантастичен, он жизнен, ибо он целен и един — «ничем не возмутимый» и насквозь противоречивый. Когда он проницателен, он наивен; когда он наивен и простодушен, он неожиданно образован, — подчас не меньше автора; когда он предан и благодарен, он забияка и озорник; но когда он озорничает, он находчив, остроумен и пленителен. В высшей степени трудно вместить характеристику в одно слово или в малое сочетание их, — лучшее, что можно сказать, если поставить себе такую задачу, — повторить за автором: одним словом, Сэм Уэллер !..