|
8 Страсти — это единственные ораторы, доводы которых всегда убедительны; их искусство рождено как бы самой природой и зиждется на непреложных законах. Поэтому человек бесхитростный, но увлеченный страстью, может убедить скорее, чем красноречивый, но равнодушный. Страстям присущи такая несправедливость и такое своекорыстие, что доверять им опасно и следует их остерегаться даже тогда, когда они кажутся вполне разумными. 10 В человеческом сердце происходит непрерывная смена страстей, и угасание одной из них почти всегда означает торжество другой. 11 Наши страсти часто являются порождением других страстей, прямо им противоположных: скупость порой ведет к расточительности, а расточительность — к скупости; люди нередко стойки по слабости характера и отважны из трусости. 12 Как бы мы ни старались скрыть наши страсти под личиной благочестия и добродетели, они всегда проглядывают сквозь этот покров. 13 Наше самолюбие больше страдает, когда порицают наши вкусы, чем когда осуждают наши взгляды. 14 Люди не только забывают благодеяния и обиды, но даже склонны ненавидеть своих благодетелей и прощать обидчиков. Необходимость отблагодарить за добро и отомстить за зло кажется им рабством, которому они не желают покоряться. 15 Милосердие сильных мира сего чаще всего лишь хитрая политика, цель которой — завоевать любовь народа. 16 Хотя все считают милосердие добродетелью, оно порождено иногда тщеславием, нередко ленью, часто страхом, а почти всегда — и тем, и другим, и третьим. 17 Умеренность счастливых людей проистекает из спокойствия, даруемого неизменной удачей. 18 Умеренность — это боязнь зависти или презрения, которые становятся уделом всякого, кто ослеплен своим счастьем; это суетное хвастовство мощью ума; наконец, умеренность людей, достигших вершин удачи, — это желание казаться выше своей судьбы. 19 У нас у всех достанет сил, чтобы перенести несчастье ближнего. 20 Невозмутимость мудрецов — это всего лишь умение скрывать свои чувства в глубине сердца. 21 Невозмутимость, которую проявляют порой осужденные на казнь, равно как и презрение к смерти, говорит лишь о боязни взглянуть ей прямо в глаза; следовательно, можно сказать, что то и другое для их разума — все равно что повязка для их глаз. 22 Философия торжествует над горестями прошлого и будущего, но горести настоящего торжествуют над философией. — 275 —
|