К 13–14 годам, по мере физического укрепления, замкнутость постепенно стала превращаться в агрессивность, которая в свою очередь начала окрашиваться в половые тона. Два «романа» мальчика, когда его внимание было более сильно затронуто девочками (в 13 ? и 15-летнем возрасте), заключались в том, что «предмет» его «любви» даже и не догадывалась о чувствах, ей адресуемых, и лишь делалась мишенью особо злобных, злостных насмешек и издевательств с его стороны, причем к этим издевательствам им всячески энергично привлекались другие ребята, организатором которых в истязательских проделках он незаметно сделался в течение этого периода. Переключающая работа началась с попыток направления его агрессивности на полезные деловые пути, с нащупывания таких путей, где эта агрессивность потеряла бы свое больное содержание. Оказалось, что элементами этой агрессивности была не только злобность, но и долго сдерживаемая активность, долго тормозимая тяга к общественным связям, причем все это превращалось в агрессивность потому, что «гордость», «привычка», «преследование среды» не давали возможности выявить открыто здоровые тяготения. Мальчика П. связали с тремя другими детьми, очень чуткими и разумными, предварительно разъяснив им сущность задания, и всем им совместно поручили ответственную работу по руководству постройкой экскурсионного лагеря в 15-ти верстах от города. Первая часть работы развертывалась в этом, узком детском кругу, причем тройка вполне намеренно уступала вожаческие позиции П. и подчинялась ему даже и тогда, когда он бывал озлоблен. Так как работа была действительно ответственной и все дети трудкоммуны ждали ее окончания для реализации своих экскурсионных планов, по мере приближения назначенного срока озлобленность П. адресовалась все меньше «тройке» и все больше материалам работы, препятствиям по пути и т. д., разражаясь иногда приступами острого бешенства (разбрасывание веревок, полотнищ палатки, ломка мебели и т. д.). Однако в дальнейшем эта ярость (педагог приезжал из города для контроля) превратилась из «ярости против работы» в ярость работы, и за последние 4 дня до срока П. самолично проделал буквально чудеса, закончив столько, сколько не успел в первые 10 дней, несмотря на неблагоприятную погоду. «Тройка», из позиции намеренной уступчивости, незаметно для себя, к своему изумлению, оказалась в положении разумно, настойчиво руководимых работников, и рост их уважения к П. (взамен недавней снисходительности) был буквально молниеносным по своей быстроте и неожиданности. При въезде коммуны в лагерь П. попытался устроить свой обычный «злобно-бузотерский» бенефис, но из этого ничего не вышло, так как, во-первых, у него не оказалось былого «порока» (это за 15-ть-то дней), во-вторых, оруженосцы его — верная ему тройка, сразу перешли на его сторону, и буря быстро «разрядилась», так как не было сильных организаторов для противодействия П. На торжественном собрании, посвященном открытию лагеря, заслуги П. были признаны всеми и, хотя П. пытался кулаками и ногами протиснуться через строй детей, чтобы удрать в лес, он был «тройкой» выведен к эстраде и публично ею расцелован. Этот вечер был переломным в отношения всех детей трудкоммуны к П., и все его последующие попытки вызвать «бузу» кончались неудачей, так как большинство ребят не удалось спровоцировать: они шли не против П., а вместе с П. За пять недель П. стал неузнаваемым. Не истязатель, а твердый, разумный вожак. Поллюции прекратились. — 199 —
|