Пути в незнаемое. Сборник двадцатый

В 50-е годы, то есть как раз в пору пребывания Достоевского в Семипалатинске, откуда велось управление областью, весьма привлекавшей раскольников, в русской печати стали появляться одна за другой статьи о «предмете, на долгое время поставленном в потемки тайны», по выражению П. И. Мельникова-Печерского. Революционные демократы видели в раскольниках своих союзников в борьбе с самодержавием. Герцен возлагал надежды на революционность русского раскола. Мельников-Печерский лучше знал раскол, он написал в своих «Письмах о расколе», что у этого движения нет будущего, что ревнители старой веры стали всего лишь «силой отрицания», что это «единственное, что мог русский народ противопоставить железной воле Петра I», и это «страшная сила, заменившая в русском народе энергию».

Достоевскому в Семипалатинске, конечно, попадали на глаза статьи о расколе в столичных журналах. Странники, отыскивающие за казахской степью сказочное Беловодье, частенько появлялись в городе на Иртыше, где жили их единоверцы. Эти странники были своего рода профессионалы по сманиванию в бега целых деревень, фанатики, обладающие даром увлечь за собой, самобытные географы, передающие от отца к сыну изустную карту Сибири. Власти их боялись панически, за специалистами по уводу велось особое, строжайшее наблюдение. Тем больше было причин у простых сибиряков помогать этим странникам, прятать, кормить. Мог ли Достоевский, живя на окраине, в бедной хате, стоящей в окружении таких же бедных хат, видеться с кем-либо из раскольничьих странников и говорить с ним? Достоевский уже тогда вынашивал свою мысль об антинародности петровского реформаторства, и, значит, ненависть раскольников к Петру I, к этому антихристу, пронесенная через века, должна была произвести на него сильное впечатление.

Появлялись в казахской степи и странники совершенно иного рода — мусульманские святые и дервиши, факиры и бродячие доктора, делающие кровопускание «всем и каждому без всякой причины потому только, что Мохаммед заповедал это в Коране», — так писал Валиханов в статье «О мусульманстве в степи». Когда началась Крымская война (1853—1856 гг.), в степь хлынул поток «иностранных мусульманских странников» (определение Валиханова из «Записки о судебной реформе»), которые, как оказалось, занимались и проанглийской агитацией. В семипалатинском гарнизоне это было известно.

Пути-дороги странников, искателей Беловодья (потерянного рая!), пропадали в степи. Следы затирал ветер, дующий из Джунгарских ворот, как из гигантской аэродинамической трубы.