|
Юлька не любила, не знала и боялась Москву почти так же, как и восемь лет назад, когда нежданно-негаданно оказалась в училище. Для матери развод не прошел даром: вдруг полезла струпьями кожа со щек, и за неделю лицо превратилось в кусок сырого красного мяса. Она заперлась в доме, боясь показаться перед людьми таким чудищем, а летом ей дали отпуск и отправили в Москву, в медицинский институт — лечиться и сидеть на ученых конференциях, демонстрируя редкую форму нейродермита. Зойка и Катя остались в лагере на три смены, а на Юльку не хватило путевки, к матери пришлось взять ее с собой. Месяц Юлька жила в больнице, помогала нянечкам и на кухне, ночевала то в процедурной, то в кладовке — где позволяли дежурные сестры. В одной палате с матерью лежала плаксивая издерганная тетка с таким же красным мясным лицом — балерина из Большого, которую выжили из театра на пенсию. Она и посоветовала матери показать Юльку в училище. Сама Юлька о балете не мечтала и вообще не думала, просто потому что не видела. Однако все данные — шаг, подъем, выворотность — у нее действительно оказались на редкость. «Хороший материал», — повторили в училище теткины слова, и Юльку приняли. Много позже Юлька поняла, что для матери это было спасение, подарок судьбы: троих детей она не потянула бы. До первого сентября было еще далеко, но везти Юльку через всю страну домой, а потом обратно было слишком дорого, и мать оставила ее в интернате дожидаться начала занятий — не предполагая, даже в мыслях не имея, что расстается с ней на все восемь лет. Каждое лето мать пыталась собрать деньги Юльке на билет, и каждый раз денег не хватало, каждый раз Юлька ехала в подмосковный летний лагерь училища. А тогда, в первую ночь, одна в пустом интернате, Юлька свернулась калачиком под одеялом и тихо заплакала, бездомная, потерянная в глухом дремучем городе… Восемь лет прошло, а это детское ощущение осталось: она жила в бетонном бастионе училища, как в замке посреди заколдованного леса, где на каждом шагу неведомая опасность. Случалось, что неделю не выходила в город, даже в старших классах, когда разрешили увольнения, — жила на третьем этаже, занималась на втором, обедала на первом, гуляла во внутреннем дворе. А оказывается, достаточно одного человека, чтобы огромный город стал живым… * * *Оркестр закрывал сцену плотным звуковым занавесом — в зале царила музыка, а на сцене раздавался не слышимый зрителю грохот пуантов, скрип канифоли под туфлями, тяжелое дыхание, короткие фразы, вскрик Светы, неудачно вставшей после прыжка на больную ногу, — шла работа. — 17 —
|